Особо дикая магия - Эллисон Сафт

– Вы наверняка уже догадались, но… Когда я объясню, как намерен поступить, может возникнуть неловкая ситуация, поэтому, наверное, мне следует сразу сказать: наша семья – сумисты. Я сумист. На случай, если это вас беспокоит.

Он собирается с духом, готовясь услышать от нее осуждение, но она только склоняет голову набок и моргает оленьими глазами. Впервые в жизни ему кажется, что он понял, почему говорят, что собаки похожи на своих хозяев. Бедокур смотрел на него точно так же.

– А почему это должно меня беспокоить?

– Я… – Он не сразу подыскивает слова, смущенный собственными опасениями. – Я не знаю.

Мэгги смотрит на него так, словно хочет открыть ему некую тайну. И прикидывает, стоит ли ему доверять. Ведь он в итоге может и не справиться.

– Мне не важно, как вы относитесь к хала. Важно только, готовы ли вы убить его.

– Готов. – По крайней мере, он на это надеется. Смягчая мрачность тона, он добавляет: – Уверяю, у нас нет никаких языческих обрядов, ритуального каннибализма и так далее. Только во время мессы.

– Даже досадно немножко.

Еще никогда в жизни он не чувствовал настолько упоительного облегчения. Он заливается хохотом.

– Почему бы вам не присесть?

В таком доме, как у Уинтерсов, Маргарет еще никогда не бывала. На город, как прилив, надвигается ночь, а здесь тепло и кипит жизнь. Сковороды и кастрюли висят над плитой вперемешку с толстыми, перевязанными бечевкой пучками трав, все полки заставлены всевозможными странными предметами. Здесь и статуэтки святых с нимбами, и горящие свечи в расписных стеклянных баночках, и особенно озадачивающее собрание икон: демиурги, залитые серебряной кровью с позолотой, благостные даже в момент умерщвления их охотниками. При виде этих изображений Маргарет почти понимает склонность Уэстона драматизировать. Единственная церковь в Уикдоне – простое и почтенное строение катаристов с прозрачными окнами и белыми стенами. А сумистская церковь, мимо которой она прошла по пути сюда, сверкала, словно инкрустированная драгоценными камнями.

Переулок за окном весь опутан бельевыми веревками, на подоконнике нетерпеливо мяучит серый полосатый кот. Уэстон открывает окно и подхватывает его на руки, как ребенка. Кот с негодующим видом мигает, глядя на нее желтыми глазами, но послушно сидит на руках, пока Уэстон переносит его к столу и усаживается на стул рядом с Маргарет.

В тесноте, локоть к локтю, они всемером рассаживаются вокруг стола, рассчитанного на четверых, и все то кричат друг на друга, то заливаются чуть ли не истерическим смехом. Маргарет всеми силами старается сохранить сосредоточенность, хотя ей хочется только одного: убежать и запереться в ванной, пока не утихнет этот шум. Уэстон был прав, когда сказал, что здесь она почувствует себя не в своей тарелке.

Она не создана для большого города. Все в нем специально предназначено для того, чтобы ошеломлять ее. Машины, оглушительно сигналящие у светофоров. Цеппелины с болтающимися у них под брюхом рекламными щитами, зависшие низко в небе. И люди, все эти толпы людей. В платьях с заниженной талией, увешанные жемчугом, выливающиеся рекой из ослепительно-ярко освещенных торговых центров. Даже сейчас ее руки дрожат от остатков адреналина.

В доме Уинтерсов ей ненамного спокойнее. С матерью она не ужинала уже много лет, так что видеть непринужденную легкость, с которой общается за столом семья Уэстона, для нее почти мучительно. Вспоминаются лучшие дни, когда мать сажала ее и Дэвида на кухонный стол, чтобы они «следили» за тем, как она готовит. А теперь Ивлин уносит еду к себе в лабораторию, если вообще вспоминает, что надо перекусить. Здесь же ужин – настоящее действо. Деревянный стол стонет под тяжестью всех этих стаканов, блюд, обильной снеди. Пахнет подрумяненной говядиной и лавровым листом из казана с густой похлебкой, возвышающегося в центре стола, хлеб источает тепло духовки. Маргарет уже собирается впиться в него зубами, как вдруг мать Уэстона спрашивает:

– Кто хочет прочесть молитву?

Все умолкают, словно она спросила, кто из них разбил ее любимую вазу. Ифе Уинтерс восседает во главе стола, обводя детей серьезным взглядом, но ее выдает веселый блеск в глазах. Волосы у нее почти черные, продернутые импозантной сединой, будто она вплела в косу серебряную ленту.

– Никто? Да неужели?

Говорит она с напевным банвитянским акцентом, который Маргарет нечасто слышит в Уикдоне. Разве что от моряков и портовых рабочих в дни разгрузки. Когда утром они покидают гостиницу, она слышит, как люди ворчат: «Теперь здесь долгие недели будет вонять элем». Маргарет до сих пор мучается, вспоминая, как ранее увидела в глазах Уэстона тревогу, когда он признался, что его семья сумисты. Теперь она сожалеет о том, что не ответила иначе. Пожалуй, ей стоило бы постараться как следует успокоить его. И, наверное, открыть свою тайну, если он, конечно, еще не узнал ее сам.

– Мисс Уэлти должна прочесть, – важно заявляет Эди. – Она наша гостья.

Уэстон прячет смешок в рукаве. Коллин толкает его локтем так сильно, что он еле слышно бранится сквозь зубы. Кот высвобождается из его рук и спрыгивает на пол, глухо стукнувшись лапами о половицы.

– Я прочитаю, – вмешивается Кристина.

– Спасибо, – отзывается Ифе.

С пугающей одновременностью они складывают кончики пальцев вместе и склоняют головы. Маргарет старательно подражает им, сползая на стуле и поглядывая из-под волос. Сумистские обычаи ей незнакомы, но эти маленькие ритуалы доставляют утешение. Напоминают о молитвах, которые ее отец обычно произносил перед трапезой на шаббос.

– Благослови нас, Господи, и твои дары, которые мы будем вкушать, – начинает Кристина. Дальнейшее сливается в привычную скороговорку, такую стремительную, что Маргарет не разбирает ни слова. Когда Кристина заканчивает молитву, остальные хором произносят: «Аминь».

А потом в комнате воцаряется хаос.

Уэстон кидается за половником, но Мад отталкивает его руку.

– Жди своей очереди, Уэстон. Думаешь, твоя мать и твоя гостья не хотят есть?

– Ну да, ну да.

Пока Мад не видит, Коллин отламывает кусок хлеба и запихивает его за щеки, как белка. И заговорщицки подмигивает Маргарет. Детали их лиц различны, однако все дети семьи Уинтерс унаследовали разные оттенки темных волос своей матери – и одинаковые проказливые искорки в глазах. Но лишь у одной Коллин глаза светлые, как иней.

Старшие девочки красивы каждая по-своему. Мад с ее короткой стрижкой и алыми накрашенными губами выглядит ярко и шикарно, как женщины в модных журналах. Кристина стрижется еще короче и укладывает волосы еще тщательнее, чем даже Уэстон, а на носу у нее россыпь веснушек.

– Дайте-ка я положу вам в тарелку, Маргарет, – говорит Ифе. – Они же как акулы, весь выводок. Особенно мой сын.

– Что вы, не беспокойтесь. – Чувство вины разбухает у нее в животе, стоит ее взгляду упасть на перевязанную руку Ифе.