Южная пустошь - Алёна Цветкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подошла к ним. Протянула тарелку с кашей Анни.
— Поешь… Тебе надо хорошо питаться.
Присела рядом и провела ладонью по спине моей младшенькой.
— Мама, — заплакала дочь, не просыпаясь, — мамочка…
Громки вопль, разбивший наполненную звуками скорбную тишину, прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула, Виутория открыла глаза, а Анни выронила тарелку. Полужидкая каша плюхнулась на пол, забрызгав ошметками все вокруг. Но никто даже не заметил.
— Это все она! Она во всем виновата! — Посреди гостиной стоял Рошка и, протягивая руку, пальцем указывал на меня. — Это все она виновата! Все из-за нее!
Его взгляд полыхал ненавистью, лицо скривилось, да и сам он выглядел, как ребенок обезумевший от горя.
Жалость острым краем полоснула по груди. Я должна помочь детям пережить их боль. Я кинулась к Рошке.
— Это все она! — орал мальчишка, срывая голос. — Все из-за нее! Это она должна была умереть! Она! А не мой папа! Не Алеса! И не все остальные!
— Тише, парень, — какой-то воин, оказавший поблизости, успел первым. И обнял мальчишку, который внезапно разрыдался, прижимаясь к нему всем телом. — Тише…
— Это она! Она должна была умереть! — Как заведенный повторял он, схватившись за грязную, покрытую каплями крови одежду воина. Он с такой силой сжимал ее, что костяшки пальцев побелели. — Это она виновата! Не я!
— Конечно не ты. Ты ни в чем не виноват, — я попыталась отодрать мальчишку от воина, но Рошка только сильнее вцепился в куртку солдата. Отчаянно замотал головой из стороны в сторону и снова заорал:
— Это она должна была умереть! Она! А не Алеса! Не папка! Она! — И столько боли, столько отчаяния было в его крике, что мое сердце, которое уже скукожилось от горя, сжалось еще сильнее. А Рошка в последний раз, набрав воздуха в легкие, заорал, — Это все из-за нее! — и разрыдался. Он плакал так громко, так так безудержно, выплескивая все, что накопилось в душе.
— Рошка, — прохрипела я шепотом, не в силах больше сдерживаться. Слезы сами полились из глаз, и я больше не могла их остановить. — Рошка, мальчик мой. Иди ко мне…
Я отодрала рыдающего мальчишку от застывшего воина, который не скрываясь вытирал рукой выступившую на глазах влагу, и прижала его к себе. А он словно не заметил, что теперь держится за мое платье и исступленно выкрикивал сквозь рыдания:
— Это все она! Все она! Это не я! Я не хотел! Алеса! Папка! Я не хотел! Не хотел! Я хотел, что умерла только она! Я не виноват!
А я прижимала Рошку к себе и молчала. И все остальные молчали…
Ирайя была права… Крысы просто так не нападают. Но не мог же ребенок устроить весь этот ужас, чтобы избавиться от любовницы отца… Или мог? И как?
Прежде, чем расспрашивать мальчишку, надо было его успокоить. Я обнимала Рошку и шептала ему банальности, которые, как все почему-то считают, должны успокаивать людей, переживших страшную потерю. Я говорила, и сама не верила в свои слова. Время не лечит. Уже никогда не будет так хорошо. А наши близкие вовсе не будут смотреть на нас с небес… У душ есть свои заботы.
Я увела рыдающего Рошку к себе в кабинет. Во-первых, плакать лучше не при всех… А, во-вторых, я боялась, что он сейчас наговорит что-то в сердцах, а потом в наших рядах пойдут шепотки, что во всем виноват мальчишка… Даже, если предположить, что это так.
Сначала надо было все выяснить. Возможно, все это не более, чем совпадение. И о том, что Рошка мог устроить нападение, подумала только я. Просто слова Ирайи о том, что за нападением крыс на поселение стоит чья-то воля, наложились на отчаянное желание мальчишки видеть живыми Алесу и отца даже ценой жизни других других людей. Особенно моей… Ведь я, по мнению ребенка, был виновата в смерти его матери.
Прошло не меньше половины свечи, прежде чем Рошка начал успокаиваться. Теперь он не выл диким зверем, выплескивая свою боль. Не кричал, обвиняя меня в гибели не только его матери, но и сестры и отца… Он просто прижимался ко мне всем телом, вцепившись в мою одежду, и крупно вздрагивал всем телом.
— Рошка, — погладив мальчишку по голове, предложила, — если ты отпустишь меня, то я налью тебе воды. Когда так сильно плачешь, всегда хочется пить…
Я старалась говорить как можно ласковее, но Рошка дернул плечом и помотал головой. Мы стояли на небольшом пятачке перед дверью, поскольку свободного места для нас двоих в кабинете больше не было.
— Может тогда присядем? — снова улыбнулась я, стараясь поддержать ребенка. — А то за ночь все так устали… — Я вздохнула. И добавила через паузу. — А потом ты мне все расскажешь… Хорошо?
Я была готова к тому, что он отстранится и попытается сбежать. Это скорее всего убедило бы меня в том, что мальчишка на самом деле использовал свой дар Древних Богов, появление, которого скрыл от нас, на недоброе дело.
Но Рошка согласно качнул головой и, с явным трудом разжав застывшие пальцы, выпустил мою одежду и сделав шаг назад, плюхнулся на кресло.
— Я не хотел, — прошептал он снова, — чтобы они умерли. Если бы я знал, что все будет так…
Он запнулся. И снова всхлипнул и заплакал. Но в этот раз тихо… и горько.
Я присела перед ним на корточки. Обхватила ледяные ладошки и произнесла как можно дружелюбнее.
— Рассказывай. Я обещаю, что выслушаю тебя очень внимательно. И постараюсь понять. Хорошо?
— Хорошо, — прошептал он… и заговорил…
Все, как водится, началось с обычных шалостей. Детям было строжайше запрещено выходить за стены. За этим бдительно следили амазонки, не подпуская ребят к воротам на пушечный выстрел.
Но однажды Хурра предложила спор, мол, она пройдет сквозь ворота так, что амазонки ничего не заметят. О способностях наследницы Древней Богини знали все, поэтому принять участие в споре никто не согласился. Кроме Рошки.
Он был убежден, что способности принцессы вымысел, а все делают вид, что верят ей безоговорочно, только потому, что у нее мама королева. А на самом деле Хурра обычная девчонка, которая ни за что не сможет победить в споре.
Однако Хурра справилась. И довольно легко. Она просто исчезла из виду, а через