Фрактальный принц - Ханну Райаниеми

Я осторожно передвигаю парящий в воздухе стакан, словно шахматную фигуру. Теперь твой ход.

— То, что получается у тебя лучше всего, — отвечает корабль. — Мы ее обманем.

ИСТОРИЯ ТАВАДДУД И АКСОЛОТЛЯ

Девушка, которая любила только монстров, в одиночестве шла по узким улочкам Города Мертвых. Гули, привлеченные теплом недавно вырытых могил, бродили вокруг, глядя на нее пустыми глазами. Она явилась сюда в поисках места, где ее не сумели бы найти ни Кающиеся, ни Вейрац. Если кто-то придет, она сможет притвориться гулем. Здесь, среди мертвецов, она будет в безопасности.

Она продолжала шагать вперед. Гули последовали за ней.

Дуни вернулась от сплетателя совсем другой — на ее шее появился кувшин джинна, и теперь это были два существа, слившиеся в единое целое. К ней девушка пойти не могла. Сестра стала чужой.

А отец…

Гуль дернул ее за руку. Он был высоким, изможденным, со спутанной грязной бородой, но его хватка оказалась удивительно сильной.

— Я на рассвете застрелил ангела-изгоя! — вопил он. — «Проклинаю тебя, Марион», — сказал он, сгорая…

Гуль бесцветным голосом кричал ей прямо в лицо, и к словам примешивалась ужасная вонь гниющих зубов. Девушка вырвалась от него и пустилась бежать.

Но далеко ей не удалось уйти. Из могил вышли другие гули и, щурясь на дневной свет, глухим шепотом рассказывали свои истории. Они окружили ее грязной, вонючей толпой, хватали за руки, толкали. Девушка зажала уши ладонями, чтобы не слышать их жалоб, но они оттаскивали ее руки от головы…

Вдруг налетел холодный ветер, колючий, словно песок. И послышался голос:

— Эта… принадлежит… мне.

Толпа гулей, словно по команде, подхватила ее и куда-то понесла. По пути девушка ударилась головой о горячую стену надгробия. Но прежде чем погрузиться в темноту, она ощутила поднявшие ее песчаные руки.

— Кто ты и что здесь делаешь? — услышала она голос, как только очнулась.

В полной темноте светилась только мыслеформа джинна — лицо, состоящее из крохотных тусклых огоньков.

Что она могла ответить? Что выросла в отцовском дворце на Осколке Гомелеца. Что едва ей исполнилось восемь, как Крик Ярости унес ее мать.

Что она нередко убегала от своих наставников-джиннов: имея склонность к древним языкам, она выучила много тайных слов, которые сбивали их с толку.

Что после того, как ее сестра отправилась к сплетателю, чтобы стать мухтасибом, она почувствовала себя совсем одинокой. Она страстно хотела слушать запретные истории, хотела встречать возвращающихся из пустыни охотников за сокровищами, разговаривать с гулями и старыми джиннами из Города Мертвых. А вместо этого отец отдал ее Вейрацу.

— Меня зовут Таваддуд, — произнесла она. — Спасибо, что спас меня.

Склеп был очень маленьким, всего лишь крохотный закуток между гудящими машинами, которые вмещали разум джинна, в грубой бетонной постройке, возведенной гулями. Пол усыпан песком. Единственный источник света — лицо джинна.

— А, так ты та, кого ищут Кающиеся? — спросил джинн. Голос у него был мягким и робким, но вполне человеческим. — Ты должна уйти.

— Я уйду, — пообещала Таваддуд, потирая виски. — Мне только надо немного отдохнуть. Обещаю, утром я уйду.

— Ты не понимаешь, — сказал джинн. — Я не тот, с кем ты могла бы провести ночь. И это неподходящее место для таких, как ты.

— Я не боюсь, — отозвалась она. — Ты не можешь быть хуже Кающихся. Или моего мужа.

Джинн рассмеялся, как будто пламя, разгораясь, зашипело и стало потрескивать.

— Ах, дитя, ты ничего не понимаешь.

— У тебя есть имя? — спросила Таваддуд.

Огоньки в его лице затрепетали.

— Когда-то меня звали Зайбак, — ответил джинн. — Ты рассмешила меня. За это можешь остаться здесь и отдохнуть, ничего не опасаясь.

Вот так девушка, которая любила монстров, стала жить в склепе джинна Зайбака в Городе Мертвых. Она довольствовалась скудной пищей и проводила долгие дни, восстанавливая надгробия вместе с гулями и другими слугами джинна. Она сделала более уютным склеп Зайбака, украсив его ковриками и подушками, свечами и глиняными кувшинами.

На ее вопросы о Зайбаке другие джинны отвечали только шепотом.

— Он мечтает умереть, — сказал один гуль. — Он устал. Но в Городе Мертвых нет смерти.

Но когда они были вместе, Зайбак не говорил о смерти. Вместо этого он отвечал на все ее вопросы, даже на те, которых не хотели слышать ее наставники-джинны.

— Как выглядит пустыня? — спросила Таваддуд однажды вечером. — Я всегда хотела пойти и посмотреть, так, как поступают муталибуны.

— Наша пустыня совсем не такая, какой видят ее муталибуны. Пустыня полна жизни, в ней текут реки мыслей и растут леса памяти, стоят замки историй и снов. Ее даже нельзя назвать пустыней.

— А почему же ты пришел сюда? Почему джинны приходят в Сирр?

— Ты не представляешь себе, что значит быть джинном. Нам всегда холодно. Нет виров, нет плоти. Но мы помним свои тела: они чешутся, болят и страдают. Конечно, есть еще атар, но это совсем не то. Здесь, по крайней мере, теплее. А мы тоскуем по теплу.

— Если все так ужасно, почему ты не возьмешь к себе кого-то из гулей, как делают другие? Почему ты живешь один?

На это джинн ничего не ответил. Он покинул склеп, направил куда-то свой разум, и той ночью Таваддуд заснула в одиночестве и в холоде.

Через несколько ночей Зайбак вернулся. Таваддуд зажгла свечи и украсила склеп. Она помылась в баке с прохладной водой и пальцами расчесала спутанные волосы.

— Расскажи мне историю, — попросила она.

— Не расскажу, — ответил Зайбак. — Ты сошла с ума, раз просишь меня об этом. Тебе пора вернуться к своей семье.

— Я не понимаю, за что ты себя наказываешь. Расскажи мне историю. Я хочу этого. Я хочу тебя. Я видела, как изменилась моя сестра. Она никогда не остается в одиночестве. Ты мог бы жить во мне. И тогда тебе больше не пришлось бы мерзнуть.

— Все совсем не так. Стоит тебе ко мне прикоснуться, и ты возненавидишь меня.

— Я не верю тебе, Зайбак. Ты хороший. Я не знаю, что, по твоему мнению, ты сделал, но уверена, что была бы счастлива стать частью тебя.

Зайбак долго молчал, так долго, что Таваддуд решила, будто он рассердился и опять исчез и уже никогда не вернется. Но потом он неторопливо, как настоящий рассказчик, начал говорить.

ИСТОРИЯ О ЗАЙБАКЕ И ТАЙНЕ

В молодости у меня было тело. Я жил в городе. Теперь уже трудно его вспомнить. Но каждое утро мне приходилось ездить на поезде. Я помню, как он покачивался. Помню, что внутри пахло людьми, кофе и пирожками. Еще помню, как размышлял, что легко могу представить себя кем-то другим: татуированным парнем в голубой спортивной куртке или девушкой, склонившей голову над пьесой и вслух повторяющей строчки. Достаточно было всего лишь на мгновение поймать взгляд человека.