Диктатура пролетариата - Олаф Брок

Общественная жизнь – классовая борьба.

В § 48 уже цитированной мною ранее программы 1919 года стоит следующее: «Советская власть открыто признает неизбежность классового характера всякого государства, пока совершенно не исчезло деление общества на классы и вместе с ним всякая государственная власть». Где-то за горизонтом маячит фантастический бесклассовый мир; но реальное положение вещей таково, что классовая борьба становится единственным возможным укладом, великим законом жизни. «Пролетарская демократия взяла в свои руки всю власть и без остатка упразднила органы буржуазного господства – суды прежней организации» (§ 70–71). Классовая борьба – единственная путеводная звезда. Необходимо разжигать и неустанно поддерживать бушующее пламя ненависти к тем, кто совершенно условно был заклеймён как враг рабочего класса, – эта пропаганда коснулась и нашего норвежского общества. Можно подумать, что как раз сейчас классовые гонения должны бы уняться. Жалкие остатки когда-то материально обеспеченного высшего класса и пришедшего ему на смену духовно обеспеченного класса интеллигенции теперь выживают в нищете и притеснении. Но нет, маниакальная злоба коммунистических господ до сих пор неприятнейшим образом проявляется в судах. Там заседают, как мы уже знаем, судья и его помощники. Последние, непременно истинные пролетарии и коммунисты, как правило, перепоручают ход дела судье, и, если он гуманный человек, то большинство рутинных заседаний протекают гладко, не вызывая нареканий даже у профессионального юриста. Однако мир царит лишь до того момента, как на скамье подсудимых появляется так называемый «буржуй», представитель прежней буржуазии, прилично одетый, возможно, владеющий собственностью. Тогда в судейской коллегии резко просыпается зов ненависти и страсть к травле. Об этом мне рассказывали лучшие из сегодняшних практикующих адвокатов. Вот так просто предубежденность решает исход дела до суда, и ничего уже нельзя изменить – тому есть печальные свидетельства. В то же время, к нашей радости, можно услышать, что такие эпизоды постепенно встречаются все реже.

Закон и суд – это всего лишь инструменты в руках власть предержащих.

В норвежской коммунистической прессе это высказывание приобретает форму пассивной жалобы: «классовый суд» – суд, направленный против их однопартийцев. В России высказывание отражает активный принцип, реализующийся на практике с самым бессовестным цинизмом: закон и суд должны быть инструментами для пролетариата, для законников, для нас. На что только не идут власти, чтобы удержать контроль над решениями суда. Не знаю, является ли это официальным предписанием, но в Москве ситуация такова, что сдавших экзамен заседателей заносят в три списка. В первом значатся те, кого можно допускать к текущим рутинным делам, не представляющим для партии особого интереса; ко второму списку следует прибегать, чтобы быть уверенным в «удобном» исходе дела; третья категория – «передовые войска», по меткому выражению одного адвоката, это люди, на которых можно положиться при необходимости обеспечить правильный «политический» приговор, особенно если речь идет о назначении высшей меры наказания. Вот в чем заключается слаженность коммунистического судебного аппарата. Вожди партии, исходя из вышеозвученного принципа, просто спускают директивы насчет требуемого исхода дела, и тогда закон уже не действует, тогда «закон сообразуется с судейским усмотрением», тогда судья судит, как гласит крылатое выражение, «руководствуясь своей революционной совестью». Предлагаю сравнить эти тезисы с параграфами 72–73 неоднократно цитированной здесь программы 1919 года, в которых на утвержденных Советами судей накладывалось обязательство при недостатке декретов руководствоваться своим «социалистическим правосознанием». Я лично слышал от опытнейшего «судебного помощника» высшего ранга, адвоката старой школы, что во время заседаний и при ознакомлении с протоколами можно констатировать, что очень часто приговор выносится до слушанья. Допрос свидетелей и обвиняемого может быть без весомой причины остановлен на заранее оговоренном этапе: всем известно, как долго разбирательство должно длиться. Заранее выносится даже приговор о расстреле – это, как говорит мой знакомый адвокат, тоже подтверждается протоколами, только доступ к ним закрыт. Далее, общеизвестен тот факт (его достоверность лично подтвердил один из пострадавших от режима), что снова практикуются ужасные инквизиторские методы допроса, запрещенные в царское время. «В целом, если сравнивать сегодняшнее положение дел с отрицательными сторонами прежнего режима, то я, старый адвокат, не могу не заявить, что при царе было немыслимым, даже в самых приблизительных чертах, то, что творится сейчас». Это же подтвердили и многие другие мои собеседники.

Но ведь справедливости в принципе не существует. Это лишь буржуазный предрассудок. Справедливо то, что удобно, практично. Этими словами пресекается любая критика. Бухарин доводит эту максиму до крайности в памфлете «Пролетарская революция и культура»: «Каждый марксистский член пролетариата осознает, что ему необходимо и насколько, поэтому он никогда не будет рассуждать таким же образом, как это делает представитель буржуазного мировоззрения, например, в этической сфере… Напуганные буржуазные шавки постоянно задаются вопросом, дозволено ли убить человека, застрелить полицейского или начальника. Мы же, напротив, говорим, что все должно быть подчинено практическим рассуждениям о том, насколько дело служит целям революции и осуществлению той или иной задачи».

В таком случае, уже не вызывают удивления следующие судебные решения. Заслуженный пожилой инженер одной из железных дорог получил предложение от некоего ремонтного предприятия проконтролировать расход строительных материалов за приличное вознаграждение. Сотрудничество сулило обоюдную выгоду. Инженер переслал предложение начальству – и все. Ничего другого он не предпринимал, никаких других доказательств суд не нашел, но на этом основании инженера обвинили во взяточничестве и приговорили к трем с половиной годам каторжных работ. По-видимому, было «удобно» убрать его с дороги – невольно думаешь о закулисных интригах кандидатов на хорошее место, уж слишком часты такие печальные эпизоды в России при диктатуре.

Само правосознание, разумеется, погребено под этими циничными догмами судопроизводства, которые транслируются через агитационные воззвания, лекции, литературу. Вот простой пример из жизни. Один юрист занимал высокую должность советника в государственном учреждении. Это учреждение судилось с частной фирмой по поводу одного предприятия. Советника попросили проанализировать перспективы дела. Он вынес вердикт, что его учреждение допустило погрешность, которая, вероятнее всего, склонит суд на сторону противника. Начальник-коммунист вызвал юриста к себе:

– Вы у нас служите! Вы здесь жалованье получаете! Как же Вы смеете выступать с заявлением против Вашего работодателя?

Седовласый правовед попытался объяснить, что служба и жалованье никак не могут быть связаны с его вердиктом – ведь он выполнял поручение и представил профессиональное заключение на основании действующего закона. Но начальнику такая логика была недоступна. Государственный служащий должен был ответить за выступление против своего работодателя. Почтенного пожилого специалиста, который не мог отказаться от своих убеждений, арестовали. Его все-таки (я хотел было написать «почему-то») признали невиновным, но к тому моменту он уже пробыл в тюрьме пять месяцев.