Евангелие от Крэга - Ольга Ларионова

Сибилло продолжал корчиться на полу, зажимая уши – впрочем, не так крепко, чтобы не слышать слов принцессы; Лронг глядел на нее с немым обожанием, ибо уверенность в себе вернула былую царственность ее красоте, а Паянна попросту раскрыла рот в том редкостном восхищении, которое так нечасто встретишь в отношении одной женщины к другой.

Но тут она тряхнула головой, словно сбрасывая с себя очарование, наведенное голосом чужеземки:

– Нет, сибилла светлокожая, не все. Не знаешь ты ледяной лютости солнечных слуг. Если уж учинят они заговор против светлого князя, а рано или поздно это неминуемо случится, негожий он им, не ихнего он каравана; то пытать они его будут смертной мукой, пока не велит он вернуть золото обратно.

– Вот потому-то я и хочу, чтобы все услышали: голубое сокровище в другом мире, распоряжаюсь им я, и нет у вашего князя способа, как в этот мир весть переслать. Запытать его до смерти нетрудно, судя по вашим обычаям; только вот тогда – и пусть все это усвоят хорошенько! – голубое золото будет потеряно навсегда. Навсегда!

Тишина наступила такая, что, казалось, замерли не только находившиеся в палатке, но и те, кто, несомненно, этот разговор подслушивал,

– Ты все-таки собери свой сановный совет, князь, – подсказала она, – и повтори это во всеуслышание, чтоб запомнили накрепко. И прибавь, что время от времени мои воины будут незримо появляться во всех концах твоей дороги, проверять, все ли благополучно. И что тем, кто попробует учинить смуту, завидовать не придется… Амулет свой, молнии мечущий, ты там же и продемонстрируй, только целься в потолок. Тогда рука не дрогнет.

Ну, кажется, все было расставлено по местам.

– Зови Чернавку, – распорядилась принцесса.

Паянна круто развернулась, словно приказ был отдан непосредственно ей, распахнула палатку – светлый грибной дождик хлынул ей навстречу.

– Кивка! – крикнула она – видно, кто-то появился на ее крик, потому что продолжала она уже чуть слышно:

– Пусть приведут ту, что под охраной рогаточниц, да покрывала не снимают с головы и маски тоже, чтоб ни один глаз ее не углядел!

Она задернула полог и обернулась к принцессе, как бы извиняясь:

– Замучают очищениями служаки солнцевы…

– Да, – подтвердил Лронг, – закон неизменен – Чернавке маску снимать до смерти не велено, пришлось снова надеть.

– Вот в твоем миру, девонька, пусть она с босым лицом походит, авось загорит, а то уж больно светла, как зола, – не упустил случая вставить свое слово сибилло.

– Ну, это мы уже там решим по ходу дела, – подвела черту принцесса. – У тебя все, милосердный князь? Тогда я возвращаюсь… сын ждет.

Костлявые пальцы поскребли ее сапог. Мона Сэниа с удивлением глянула вниз – сибилло, присев на корточки, снова отчаянно гримасничал, всеми мимическими знаками давая ей понять, что хочет сказать ей что-то без посторонних ушей.

– Что еще, уважаемый? – ей очень не хотелось тратить время на выслушивание пустых баек отставного колдуна, но с другой стороны, еще неизвестно, когда придется снова побывать на Тихри – так уж лучше покончить со всеми вопросами разом. – Подальше от людского жилья? Хорошо, только на минуточку.

Она нагнулась, обнимая шамана за плечи, по в этот миг теплая властная рука сжала ее запястье:

– Я с вами, – непререкаемым тоном проговорила Паянна. – Не верю я трухлявому.

– Отвяжись, кочерыжка! Заколдует тебя сибилло!

– Как же, – усмехнулась женщина, – заколдуешь. Загнулась твоя колдовалка!

Мона Сэниа только головой тряхнула – в ее жизни явно началась полоса стремительных решений, и такой образ действий вполне соответствовал ее нраву. Поэтому, не тратя лишних слов, она покрепче взялась за локоть чернокожей хозяйки гарема, прикидывая в уме, что и сибилло, и эта далеко не старая женщина вместе не тяжелее, чем один боевой конь, которого ей не раз приходилось переносить через НИЧТО.

Один шаг – и вот они втроем уже стояли среди заброшенных домиков того первого селенья, в котором очутилась дружина после зловещего медового Ущелья, которое отнюдь не было медовым.

– Безлюдье гарантировано, – жестко отчеканила она. – Говори, сибилло!

Шаман зябко поежился – между домишками свистел пронизывающий ветер. Неминучая осень царствовала здесь вовсю, выметая все следы человеческого духа.

– Убьют князюшку, порешат милосердного… – сибилло залился неподдельными слезами. – О нем ты заботишься, а о сибилле бесприютном подумала?

Ну вот, только этого ей и не хватало – тащить еще и этого юродивого к себе на Игуану!

– Твой мир здесь, и ты – не беззащитная женщина, – безжалостно отрезала принцесса. – Могу перенести тебя на другую дорогу, если трусишь. Прикинешься всемогущим – сойдет. Отрастишь на каком-нибудь баране шерсть до земли…

– А кто тебя живой водой напоил, забыла? – взвыл шаман.

– Ну так что тебе?

– Амулет! Амулет, молнии мечущий! Только чтоб никто не знал.

– Не давай, – спокойно проговорила Паянна. – Со страху своих перешибет.

– Естественно. Вот возьми другой, огонь рождающий.

Шаман боязливо принял легкую золотистую безделушку с колдовскими рунами вдоль боковой стеночки. Если бы он был сведущ в земном языке, то прочитал бы загадочные буквы: ВАСИ. Волшебные руны означали, что зажигалка изготовлена умельцами-раритетчиками из Валдайской Артели Скобяных Изделий.

– Я уже сказала, что мои воины будут время от времени за вами приглядывать, если что – очутишься на другой Дороге.

– Хорошо б на Морскую, погреть кости на бережку… – мечтательно проблеял шаман.

– Он еще привередничает! – фыркнула Паянна.

Было в ее выжидательной позе что-то такое, что заставляло мону Сэниа предполагать, что тихрианка ждет, когда с сибилловыми капризами будет покончено, чтобы перекинуться с ней парой слов наедине. Поэтому она представила себе самую большую из всех подушек, валяющихся на полу княжеской палатки, и без лишних объяснений отправила сибиллу прямо туда. Исчезновение шамана не произвело на женщину ни малейшего впечатления – она продолжала сохранять невозмутимость эбеновой статуи.

– Говори, – по-королевски бросила джасперянка.

– Князя убьют, – непререкаемость тона граничила с равнодушием.

– Что, и тебя спасать в этом случае?

– Нет. Ты – белокожая сибилла, ты все можешь. Достань живой воды.

– О, древние боги! И как это я сама не догадалась… – естественное недоверие одной незнакомой женщины к другой вспыхнуло у нее совершенно закономерно. – Значит, достать живую воду… и отдать тебе?

– Не стоит – у нас ведь не только каждое слово услышат, по и каждую нитку пересчитают. Могут украсть. Так что отдай этому трухлявому, его за дурачка держат, обыскивать не будут.