Последняя ночь Клеопатры - Марина Серова

Лишь на одно мгновение в глазах психоаналитика мелькнуло какое-то подобие растерянности. Но он тут же, нисколько не стушевавшись от такого прямого вопроса, ответил мне вопросом на вопрос:

– А вы что же, Татьяна Александровна, прямо вот так обвиняете меня в совершении такого тяжкого преступления?

Он вынул из кармана куртки небольшой стеклянный шарик, наподобие тех, которые составляют непременный атрибут имиджа экстрасенсов, и принялся катать его в правой руке. Меня это несколько озадачило. Обычно люди после таких вопросов или впадают в ступор, или начинают истерить: «Как?! По какому праву? Да как вы смеете?» И все в таком духе.

– Вы не ответили на мой вопрос, – жестко произнесла я.

– У вас есть факты относительно моей причастности к убийству? – невозмутимым тоном спросил доктор, продолжая катать в руке шарик.

«А ведь отлично успокаивает, надо полагать, такая штука, – подумала я. – Себе, что ли, приобрести такой».

– Факты, говорите? – переспросила я. – Да вот, пожалуйста: вы вошли вместе с Елизаветой Городенчиковой в ее квартиру, после чего ее вскоре обнаружили убитой. Больше к ней никто не приходил.

– Вы ошибаетесь, Татьяна Александровна, – уверенно произнес психоаналитик. – Дело было так. Я действительно… проводил Елизавету Максимовну домой и вскоре ушел от нее. Потому что к ней должен был прийти один ее знакомый.

– Дежурная в холле подъезда утверждает, что видела только вас. После вас в квартиру Городенчиковой никто не входил, – возразила я.

– Женщина могла ошибиться, – возразил Листопадов, – ее могли отвлечь, в конце концов, на какое-то время она могла и вовсе покинуть свой пост. Разве такие варианты не могли иметь место?

«А ведь он в какой-то степени прав, – подумала я, – в показаниях консьержки Ольги Петровны есть слабое звено именно во временном отношении. И похоже, что она действительно отлучалась, пусть даже и ненадолго».

– Скажите, а во сколько вы ушли от Городенчиковой? – спросила я.

– В одиннадцать часов вечера, – сразу же, ни секунды не раздумывая, сказал психоаналитик.

– Ладно, тогда расскажите, как все происходило в квартире Елизаветы Максимовны. Кстати, она является вашей пациенткой или просто знакомой? – решила я уточнить.

– Она была и пациенткой, и просто хорошей знакомой, – ответил Листопадов.

– Хорошо, продолжайте, – сказала я.

– Так вот, мы встретились с Елизаветой на улице, и она предложила подняться к ней… гм, на чашку чая. Только мы вошли в квартиру, буквально в следующую минуту раздался телефонный звонок. Елизавета почти ничего не говорила. Да и разговор был, в общем-то, недолгий. Мы все еще стояли в холле, когда Елизавета сказала, что, к сожалению, мне придется сейчас уйти, потому что с минуты на минуту к ней должен прийти ее знакомый. И ей будет неприятно, если мы столкнемся здесь, встретимся то есть.

– Имя этого знакомого Городенчиковой вам известно? – спросила я.

– Это был некий Валентин Ласточкин, бывший мужчина Елизаветы. Но они не так давно расстались, кстати, из-за патологической ревности этого Отелло. – Тут психо-аналитик остановился и посмотрел на меня.

Я никак не отреагировала на это известие о бывшем любовнике Елизаветы. А судя по паузе доктора, он, скорее всего, рассчитывал, что я заинтересуюсь ревностью Ласточкина как возможным мотивом для убийства.

– Скажите, когда вы спускались вниз, вы встретили бывшего любовника Елизаветы? – спросила я.

– Нет, в подъезде никого не было, если вы об этом, – ответил Листопадов.

– В подъезде не было, но, может быть, он был во дворе?

– Не заметил. Я быстро сел в свою машину, и поскольку было уже поздно, то я уехал, – сказал Листопадов.

– Так вы утверждаете, что консьержки в подъезде не было, когда вы спустились? – уточнила я.

– Я не разглядывал столь пристально пространство вокруг, – ушел от прямого ответа психоаналитик.

«Вот жук! Только ведь что сказал: «в подъезде никого не было». Получается, что у него нет свидетелей, которые видели бы, как он вышел из подъезда. Мне теперь нужно будет еще раз допросить Ольгу Петровну. В конце концов, от этого будет зависеть, продолжать ли мне и дальше разрабатывать версию о причастности психоаналитика к убийству».

– Куда вы отправились, после того как выехали со двора дома Городенчиковой? – спросила я.

– Я поехал сюда, в клинику, – ответил Листопадов.

– В двенадцатом часу ночи? – удивилась я. – А что, клиника работает в такое позднее время?

– Да, представьте себе, это же частная клиника, – ответил доктор. – У нас есть кабинет неотложной помощи, принимает дежурный хирург.

– Неужели кому-то может понадобиться неотложная помощь психотерапевта в такое время? Насколько мне известно, для этой цели существует «телефон доверия».

– Я поехал в клинику для того, чтобы забрать некоторые документы. Дело в том, что седьмого сентября я должен был отправиться в командировку в Москву на конференцию, – объяснил Листопадов.

– В клинике вас кто-нибудь видел? – спросила я.

– Да, конечно, дежурный охранник. Он может подтвердить, что я действительно приехал в клинику и прошел к себе в кабинет.

«Ну, охранник, конечно, может подтвердить. Хотя бы в силу своего зависимого положения. Но ведь и у меня нет никаких доказательств, что Елизавету Городенчикову убил именно психоаналитик. И кто знает, ведь все могло произойти так, как он говорит. Мне теперь обязательно надо будет встретиться с Ласточкиным. А что делать с Листопадовым? А ничего пока. Ведь я даже не могу взять с него подписку о невыезде».

Я вышла из клиники «Авиценна» и, сев в машину, поехала к дому Елизаветы Городенчиковой, чтобы поговорить с бабой Галей, как назвал соседку Елизаветы мальчишка, прогуливавший уроки в школе. Вдруг она уже дома?

В подъезде, к моему удивлению, на месте консьержки сидела не Ольга Петровна, а другая, незнакомая мне женщина.

– Здравствуйте, – поздоровалась я с ней, – а где же Ольга Петровна? Ведь утром она была здесь. Сегодня ведь она дежурит? – спросила я.

– Да, все верно, сегодня должна была дежурить Оля. Но ей вдруг стало плохо, и она попросила меня подменить ее. В последнее время, знаете, у нее со здоровьем нелады, – объяснила женщина.

«Вот так, наверное, было и шестого сентября, – подумала я, – Ольге Петровне тоже могло стать внезапно плохо, и она отлучилась, скажем, за лекарством».

– А я – частный детектив Татьяна Иванова, – назвала я себя, – расследую убийство Елизаветы Максимовны Городенчиковой. Знаете такую?

– Ох, как же не знать, – вздохнула женщина.

– Скажите, ее соседка, мм… баба Галя сейчас дома? – спросила я.