Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана - Луи де Берньер

У его превосходительства совсем не было времени на кардинала, этого денежного мешка в алых одеждах, и он бесцеремонно перебил:

– Ваше преосвященство, сейчас у меня нет возможности с вами разговаривать, я перезвоню, как только освобожусь.

Он повесил трубку и затребовал досье кардинала из службы безопасности министерства внутренних дел. Досье тут же доставили, и президент, посмеиваясь, внимательно его прочел, а потом перезвонил кардиналу.

– Правильно ли я понимаю, – спросил он, – что Церковь не разрешает мне похоронить в могиле человека его любовницу, но позволяет прелатам заводить собственных любовниц и парочку незаконнорожденных детей? Вправе ли я предположить, что Церковь допускает присвоение казенных денег и ночные визиты в бордель, пускай и скрытно? Я жажду вашего духовного руководства, ваше преосвященство. – Последовало долгое молчание, а затем кардинал повесил трубку.

Похоронная церемония и погребение прошли с изумительным успехом, главным образом потому, что был объявлен национальный праздник; у населения появился повод запрудить улицы и, размахивая флагами, приветствовать ярко расцвеченный кортеж, потом напиться допьяна и закончить торжество в сточных канавах и проулках, блюя арепой и эмпанадой,[50]неблагоразумно смешанных с писко.[51]Наступил звездный час, и не только для бездомных собак, подъедавших блевотину.

Получив громадный перевес голосов, президент Веракрус занял должность на третий срок; правда, избирательные урны все же наполнили заранее в компенсацию тех восьмидесяти процентов граждан, что и не думали голосовать. Растерянные демографы с удивлением отметили, что количество поданных голосов фактически совпало с числом зарегистрированных избирателей, и признали: времена и впрямь изменились. Газеты выходили с льстивыми заголовками: «Демократия в его надежных руках!» – а его превосходительство решил вознаградить себя двадцатидвухмесячной дипломатической поездкой по миру. Он намеревался отыскать могилу Христиана Розенкрейца, совершить (для омоложения) половой акт в центральном зале Великой Пирамиды, а в Калифорнии сделать операцию, чтобы детородный орган вздымался по желанию.

Вполне возможно, если б президент не парализовал управление страной своим отсутствием, не произошли бы изложенные здесь события. Правда, он доверил правление кабинету, но министры абсолютно не знали, что делать, и привыкли бегать за советом к послу Соединенных Штатов, с незапамятных времен носившему кличку «подлинный президент». Никто в государстве не обладал конституционной властью объявлять чрезвычайное положение и мобилизацию вооруженных сил, а все руководство его превосходительства свелось к телеграфной директиве из Италии: отныне все граждане страны должны носить шляпы, чтобы снимать их в случае неожиданной встречи с главой государства.

– Дай-ка вытру тебе нос, Кристобаль, у тебя сопельки, – сказал кардинал, а малыш ответил:

– Не надо, пустяки. Я их съем.

Его преосвященство и моргнуть не успел, как мальчик тыльной стороной ладошки отер сопли и моментально слизнул.

– М-м, – сказал он. – Солененько.

– Кристобаль, это ужасно, никогда так не делай! – попенял его преосвященство малышу, и тот на минутку задумался. Потом взглянул невинно и спросил:

– Я видел, как собака вылизывается; она нехорошо делает, да?

– Да, нехорошо, – сказал его преосвященство, сдерживая смех, – но собаки так делают, потому что у них нет мыла и мочалки.

– И рук, – прибавил мальчик. – Мама говорит, если я буду плохо себя вести, в следующей жизни стану собакой; вот тогда мне и придется вылизываться, да? Как думаешь, это трудно?

– Напрасно мама так говорит. После смерти, если был хорошим, попадешь в царствие небесное, а если плохим – в ад.

Кристобаль запустил игрушечную машинку, та протарахтела по изразцам отполированного пола и ткнулась в ножку стола.

– Ах ты господи! – тоненько воскликнул мальчик.

Кардинала покоробило, и он слегка возвысил голос:

– Не нужно так говорить! Господу не нравится, когда его поминают всуе. Вот как-нибудь его позовешь, а он не придет, потому что ложными тревогами сыт по горло.

– А мама всегда так говорит. Когда у меня случилась неприятность, и мне пришлось менять штанишки, а еще когда ты звонишь в колокольчик, чтоб чего-нибудь принесли.

Его преосвященство досадливо покачал головой, а Кристобаль вернулся к прежней теме:

– Когда умру, хочу стать птичкой колибри.

– Ну, может, Бог и разрешит тебе немножко побыть колибри, если попадешь на небо. – Кардинал помолчал. – Но ты туда вообще не попадешь, если и дальше будешь говорить плохие вещи.

– Мама говорит, на небе скукота. А все интересные люди отправляются в ад.

Кардинал возвел глаза к небесам и мысленно отметил: переговорить с Консепсион.

– Но раз попадаешь в царствие небесное или в ад, то не можешь снова родиться собакой и колибри, так ведь? Тут у тебя какая-то ошибочка.

– Там немножко поживешь, а потом возвращаешься, когда чье-нибудь тело освободится.

– Это мама так говорит?

Кристобаль глубокомысленно кивнул, и кардинал решил сменить тему:

– А сейчас убери, пожалуйста, игрушки. Я ожидаю посетителя и не хочу, чтобы он тут спотыкался и видел беспорядок. Сложи все в ящик и унеси.

Мальчик недовольно надул губы, и его преосвященство сказал:

– Знаешь, так индейцы показывают – выпячивают губу. Ну, давай, я помогу.

Его преосвященство опустился на четвереньки и стал выуживать из-под стульев игрушки. Он передавал их Кристобалю, а незаконнорожденный, но нежно любимый сын успевал поиграть с каждой и только потом клал в большой деревянный ящик, который его преосвященство держал в углу и прикрывал сукном. Кардинал вернулся в кресло и достал из-под сутаны носовой платок.

– Ну-ка, присядь ко мне на минуточку, Кристо. Давай, залезай и обними меня.

Кристобаль взобрался к кардиналу на колени и мокро поцеловал в щеку.

– Ты мой папа? – спросил он. – Все так говорят, кроме тебя и мамы.

– Я твой духовный отец, – мягко проговорил его преосвященство, – и очень люблю тебя, как любил бы настоящий отец. – Он погладил мальчика по кудряшкам и нежно потрепал по загривку. – Передай, пожалуйста, маме – рыба получилась очень вкусной. И будь любезен, скажи, что я прошу заварить чашечку того чая, который полезен для желудка. Ну-ка, отгадай, что я вижу?

– Что? – спросил Кристобаль, следя за отцовским пальцем. Кардинал платком проворно вытер мальчику верхнюю губу и поддразнил: