Власть и масть - Евгений Сухов

Томас невольно сглотнул горечь. Неужели под личиной Люцифера спрятался сам ангел?

– Благодарю вас, господин штандартенфюрер, – прохрипел Томас, расчувствовавшись.

– Пока еще благодарить рановато, – заметил рейхсфюрер, – для начала вы должны выполнить одну нашу просьбу.

– Все, что угодно, господин рейхсфюрер, – с готовностью отвечал Томас Тенсон.

– Все, что угодно, нам не нужно, нам достаточно самой малости, – голос рейхсфюрера немного подсел. Или ему только показалось. – Вы должны будете изготовить для нас одну вещицу. Насколько я понимаю, лучше вас ее никто не сделает. Так что считайте этот заказ путевкой к своему освобождению.

– Что же это такое?

На столе перед Гиммлером лежал черный портфель из добротной кожи. Вещь не новая, края портфеля с металлическими уголками значительно пообтерлись, рейхсфюрер вполне мог бы позволить себе другой, более современный, однако предпочитал этот, следовательно, с ним у него были связаны какие-то особые воспоминания.

Щелкнув замками, он открыл портфель и вытащил из него небольшой журнал.

– Нам бы хотелось, чтобы вы сделали вот такую работу.

– Что это? – с волнением спросил заключенный.

– А вы взгляните, – Гиммлер положил журнал на стол.

Едва справляясь с нетерпением, Томас Тенсон сделал два поспешных шага. Эсэсовец, стоявший у стола, потеснил его прикладом автомата, не давая возможности приблизиться вплотную. Он как бы давал понять, что расположение Гиммлера к заключенному для него ровным счетом ничего не значит, он по-прежнему находится на службе. Томас Тенсон вопросительно посмотрел на рейхсфюрера.

Гиммлер лишь милостиво махнул рукой: пусть подойдет. Эсэсовец отступил всего лишь на полшага, но его голубые и холодные глаза внимательно надзирали за каждым движением заключенного.

Журнал был цветной, отпечатан на хорошей бумаге, красиво иллюстрированный. Прежде таких удивительных фотографий видеть ему не приходилось. Томас Тенсон открыл журнал и увидел на развороте древнеримское копье. Оно лежало на красной подушечке, на которой отчетливо был запечатлен инвентарный музейный номер.

– Вы знаете, что это такое?

– Могу только предположить, – пересилив себя, он поднял взгляд на Гиммлера. – Этот древнеримский наконечник напоминает Копье Лонгина.

Рейхсфюрер скупо улыбнулся:

– Оказывается, вы неплохо разбираетесь в истории. Так оно и есть… Всем в Германии известно, что для канцлера значит Копье судьбы. А потому нам бы хотелось, чтобы точно такое же копье у него находилось в Рейхсканцелярии. Так что вам оказана величайшая честь.

– Я невероятно счастлив, господин рейхсфюрер, – дрогнувшим голосом отозвался Томас Тенсон.

Кто бы мог подумать, что освобождение он может получить через один из символов нацистской власти! Но для того, чтобы выйти на волю, он готов пойти и на такое.

– В журнале имеются соответствующие размеры. Возьмете журнал и ознакомитесь.

Томас Тенсон поднял журнал.

– Слушаюсь, господин рейхсфюрер!

– Когда вы можете выполнить заказ?

– Хочу оговориться сразу, заказ непростой. Нужно будет стилизовать изделие под древнеримское. Здесь на фотографии я вижу жгуты, которыми крепилась его сердцевина. Очень непростая работа… А кроме того, у него еще есть золотая муфта.

– Напишите сегодня список, чего вам нужно, и завтра вы получите все, что требуется, – перебил Гиммлер. – Так когда вы можете выполнить эту работу?

– Думаю, что мне хватит двух недель, – уверенно произнес Томас Тенсон.

– Если хотите выйти на свободу раньше положенного срока… Даю вам на работу пять дней!

– Сделаю все, что смогу, господин рейхсфюрер, – поспешно поправился Томас Тенсон.

– Кроме того, в вашем распоряжении будет любое количество людей.

– Мне будет достаточно двоих.

– Отлично. Они тоже получат амнистию.

Рейхсфюрер поднялся:

– Надеюсь в следующий раз встретиться уже после вашего освобождения.

* * *

На изготовление копья ушло ровно пять дней. Более тонкой и кропотливой вещи Томасу Тенсону не приходилось делать за всю свою жизнь. Однако он был невероятно доволен качеством работы. Вне всякого сомнения, что сделанное копье в точности совпадало с Копьем Лонгина. Даже древнеримский мастер, изготовивший Священное копье, вряд ли мог бы точно сказать, какое именно из двух будет настоящим.

Начальник лагеря лично хотел оценить проделанную работу. А когда увидел копье, то, не удержавшись, взял его в руки. Придирчиво, как въедливый покупатель, он принялся рассматривать его со всех сторон, стараясь сличить с копьем, изображенным на фотографии.

– Хм… Невероятно. Мне приходилось видеть похожие вещи. Но я никогда не думал, что это можно сделать с такими сложными предметами. У вас получилось.

– Я очень старался.

– Разве только капли воды могут быть так похожи. Но кто их, собственно, будет различать. Кто вам помогал?

– Заключенный номер 521/G32 и заключенный номер 891/Q79, господин штандартенфюрер.

– За что они были осуждены?

– Сочувствие к коммунистам.

Начальник лагеря слегка поморщился.

– Они тоже литовцы?

– Да, господин штандартенфюрер.

– Хорошо, я поспособствую их освобождению. А вот это ваше освобождение, возьмите, – протянул штандартенфюрер лист бумаги. – Поздравляю вас, вы свободны. Можете идти.

Пальцы дрогнули. Лист бумаги едва не выскользнул из ладони. Занятное это дело – подбирать собственное освобождение под ногами у начальника лагеря.

– Прямо сейчас?

– Разумеется, вы свободный человек. Отдадите этот документ на выходе. Там все написано. Вам выдадут гражданскую одежду, и вы можете ехать на родину.

– Спасибо, господин штандартенфюрер, – растрогался заключенный, продолжая держать заветный листок за самый краешек. Очень не хотелось его помять.

– Меня благодарить не нужно, поблагодарите лучше великую Германию и нашего фюрера.

– Хайль Гитлер! – расчувствовавшись, неумело вскинул Томас Тенсон правую руку.

Сопровождаемый дежурным эсэсовцем, Томас Тенсон вышел из кабинета. Спустившись по лестнице во двор, почувствовал, как ему в ноздри ударил сладковатый нектар цветов. Странно, что он не заметил пряного запаха, когда шел к начальнику лагеря. Впрочем, это объяснимо, от нахлынувшего напряжения притупились все органы чувств. Теперь, когда самое страшное оставалось позади, он будет способен ощущать жизнь во всех ее проявлениях.

Вышли из жилой территории, где проживали офицеры с семьями, и направились вдоль промышленной зоны.