Девушка в цепях - Марина Эльденберт

– Но ведь вы любите меня, как мама, и заботитесь обо мне, как мама, – я смотрела на сидевшую рядом леди Ребекку. Руку она отняла, зато подсунула мне куклу: новую красивую куклу, которая появилась в моей комнате после наказания на чердаке. По крайней мере, раньше я ее не видела, вот только сейчас мне хотелось держаться не за нее. Кукла была всего лишь куклой, она не могла обнять. А почему не хочет леди Ребекка?

– Это вовсе не значит, что ты можешь так меня называть. Я взяла на себя обязанность заботиться о тебе, но это не делает меня твоей матерью.

Странно, но до того вечера я никогда раньше не называла леди Ребекку мамой. Странно, что эти воспоминания вернулись ко мне сейчас. Я очень хорошо помнила чердак, а вот надвигающуюся из темноты фигуру – нет. Фигуру, которая могла быть взметнувшейся в лунном свете пылью, игрой теней от сквозняка… да чем угодно, заставившим маленькую девочку потерять сознание от ужаса. Чувство было такое, словно страх вымарал это из моей памяти именно для того, чтобы я могла спокойно спать по ночам. Вот только теперь я вряд ли смогу спокойно спать. Если не пойму, как с этим справляться.

Если не пойму, как защитить себя от Ормана.

Наяву и во снах.

Стук за спиной раздался так неожиданно, что я подскочила у зеркала. Обернулась, быстро оправила платье и шагнула к двери.

– Ирвин… – начала было, но осеклась.

Сначала появился букет, и только потом сам Ирвин. Белоснежные оранжерейные розы благоухали так, что у меня снова закружилась голова. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть, особенно когда под руками зашелестела дорогая упаковочная бумага. Мягкая, перехваченная атласной лентой – раньше такие букеты я видела только в самом дорогом цветочном магазине Лигенбурга. Они стояли на витринах и казались столь же далекими, как жизнь леди, которым их дарили. Наверное, герцогиня де Мортен получала такие каждый день, но я впервые держала такой в руках. Дышала ярким цветочным ароматом и не могла надышаться.

– Для тебя, Шарлотта. Нежные, как ты сама. – Ирвин коснулся моей руки. – Найдется, куда поставить?

Поскольку я молча прижимала букет к груди, он огляделся и шагнул к простенькой вазочке, которая когда-то была графином. У него разбилась крышка, поэтому я купила себе новый, а тот превратился в вазу. Особенно когда я разукрасила его цветами и завитками: получилось ярко и необычно.

– Обещанный подарок. – Ирвин достал из кармана сверток и протянул мне. – Посмотри, а я пока принесу воды.

Он вышел, я же осторожно положила букет на стол и раскрыла сверток, едва уловимо пахнущий пряностями. Внутри оказался шелковый шарф: невесомый, льющийся между пальцев. Насыщенного изумрудного цвета. Я пропустила его между ладонями и прижала к щеке, нежная ткань коснулась разгоряченной кожи лаской прохлады.

– Нравится? – Оказывается, Ирвин уже вернулся и стоял в дверях.

– Очень, – прошептала тихо. – Ты помнишь мой любимый цвет?

Сколько себя помню, всегда обожала зеленый. Яркий, сочный: цвет просыпающейся по весне природы. Цвет листвы на деревьях. Цвет травы, мерцающей под каплями росы.

Цвет жизни.

– Я многое помню, Шарлотта.

Он отставил вазу, шагнул ко мне и перехватил шарфик. От прикосновения пальцев к моим стало горячо, особенно когда Ирвин легко набросил подарок мне на плечи. Ткань коснулась чувствительной шеи: мягкий нахлест, струящийся по платью шелк. От взгляда глаза в глаза стало еще жарче, и кажется, Ирвин это почувствовал. Потому что закончив с шарфиком, задержал ладони на моих плечах.

– Ну вот. Теперь можно идти.

В противовес своим словам руки он так и не убрал, скользнул взглядом по моему лицу и губам.

Кажется, меня сейчас поцелуют…

Мысль об этом была неправильной, но сладкой и удивительно долгожданной. Бой часов, объявивших полдень, ворвался в нее очень невовремя, а в следующий миг запястье сдавило раскаленным браслетом. Так сильно, что перед глазами потемнело, и дыхание прервалось. Мир перед глазами взорвался вспышкой ослепительной боли и перевернулся. Ирвин ушел в сторону, потолки ввысь, стены потекли смазанными штрихами, как акварель под водой.

– Шарлотта! – встревоженный голос встряхнул ускользающее сознание.

Ирвин поддерживал меня за талию, с тревогой вглядываясь в лицо. Попыталась ответить, но руку обожгло снова, еще сильнее. Боль прокатилась от предплечья по всему телу, заставив вцепиться ногтями в колючий фетр. Никогда не представляла, что может быть больно настолько: во мне даже крик сгорел, не родившись.

– Шарлотта! Что происходит?

Он подхватил мою ледяную руку и замер. Я замерла вместе с ним: перчатки надеть не успела, поэтому сейчас смотрела на текущее с ладони зеленоватое свечение. Глаза Ирвина расширились, он с силой дернул рукав платья наверх. Узор сиял так, будто мне на руку нанесли живое солнце, вот только солнце это оказалось ядовитым. Изумрудные искры бежали по контуру и внутри, тонкие линии пульсировали. Раскаленными нитями перекинулись с запястья на ладонь и ползли выше, оплетая мою руку зеленым пламенем.

– Кому ты должна? – хрипло выдохнул он. – Шарлотта!

– Мне.

Орман шагнул в мансарду, и боль отступила. Ирвин резко обернулся, по-прежнему поддерживая меня, но это уже было лишним. Я снова могла нормально дышать: по крайней мере, сейчас воздух не казался жидким огнем. Ноги до сих пор были слабыми, от одних только воспоминаний о боли хотелось свернуться клубочком и обхватить себя руками, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что сейчас горело в глазах Ормана. Чувство было такое, что из-под маски на нас и впрямь смотрит ястреб.

– В приличном обществе принято представляться, – холодно заметил Ирвин.

– В приличном – может быть.

Сказано это было так, что у меня полыхнули уши. От его откровенного взгляда, скользнувшего по мне наточенным лезвием, загорелось все остальное, но ответить я ничего не успела.

Ирвин изменился в лице.

– Потрудитесь объясниться, – жестко произнес он.

– Перед вами? – В голос плеснула насмешка.

Ледяная. Опасная, как линия сомкнутых губ.

– Что вам нужно от Шарлотты? – Рука под моей стала просто каменной.

– Мисс Руа любезно согласилась мне позировать. Обнаженной.

Из меня словно разом выбили весь воздух. Возможно, поэтому я не уловила тот миг, когда Ирвин шагнул к Орману, а вот замах уловила. Короткий, сильный, по-военному прямой. Удар пришелся на трость, движение которой было настолько быстрым, что Ирвин едва успел уйти в сторону. На моих глазах шафт скользнул вниз, обнажая сверкающее лезвие.

– Оружие о вас я марать не стану, – процедил Ирвин, отшвырнув в сторону перчатки.

Огонь над его ладонями вспыхнул мгновенно, собираясь сгустками пламени.

– Как пожелаете. – Глаза в прорезях маски сверкнули опаснее смертоносной стали.