Тайна древней рукописи - Эрика Орлофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну… при условии, что никакие части тела не пострадают, да. Просто, Август, это ведь не счастливый конец.
— Что, если бы мы никогда не смогли… Я имею в виду не сейчас, а вообще когда-нибудь сделать это? Вообще никогда. Ты бы меня любила?
— Конечно. Для меня важно не только это, но и твои мысли, твоя личность.
— Именно. Может, Астроляб искал родственную по разуму и сердцу душу? Родителей влекли физические страсти, но когда это стало невозможным, они вышли на другой уровень — уровень интеллектуальной платонической любви.
Я легла на кровать.
— Как бы я хотела просто спросить их.
— Ну, у нас есть книга.
— Мы надеемся, что это она. Нам надо еще доказать, что эта книга принадлежала ему.
— Ты поцелуешь меня на Эйфелевой башне?
— Да. Ты пойдешь со мной к их могиле?
— Да, Каллиопа, поговори со мной, пока я не засну, ладно?
— Конечно.
И так мы шептались обо всем и ни о чем, пока я не услышала, как дядя и Гейб пошли спать. Я была уверена, что Август и есть мой А.
Даже если тебя нет рядом, я вижу тебя в каждой прохожем.
А.
Мы спланировали наш тайный отъезд в Париж. Профессор Соколов и Август связались с медиевистами и монахами и попытались собрать все возможные доказательства происхождения Часослова так же тщательно, как дядя Гарри использовал научные технологии, чтобы проанализировать пергамент и точно определить время создания манускрипта. Он также получил сведения от одного из своих друзей в Лондоне, что Расхититель гробниц был замечен в Париже, но снова ускользнул от властей.
Зная, что известия о Расхитителе гробниц заставят всех только повысить бдительность, мы скрывали наши намерения. Отец Августа считал, что едет только его сын. Ни Гарри, ни профессор Соколов не имели ни малейшего понятия о том, что собираюсь сделать я. Мы с Августом решили, что я позвоню дяде за пять минут до вылета и попрошу его понять мой поступок.
Всю неделю я втайне собирала и снова разбирала чемодан, проверяя все мелочи. Каждую минуту я проводила с Августом, и в те моменты, когда я оставалась одна, мне становилось ужасно плохо. За это время я потеряла четыре килограмма, я перестала спать, от возбуждения у меня пропал аппетит, и я перешла на кофе. Это и еще рвущее душу чувство вины боролись внутри меня.
За сутки до нашего побега дядя Гарри зашел ко мне перед сном.
— Я беспокоюсь за тебя, Каллиопа.
— Почему?
— Ты выглядишь усталой.
— Так и есть.
— Любовь должна благотворно воздействовать на тебя.
— Ну да.
— Я знаю. Ты не спишь, не ешь, голова уже не работает. Ты не можешь делать ничего, кроме как думать об Августе. Я знаю. Я проходил через это.
— С Гейбом?
— Да, и с ним тоже немного. Но когда мы встретились, мы были чуть постарше. У нас была работа, и мы вели респектабельный образ жизни. — Он рассмеялся. — Самым сумасбродным поступком, который я сделал в то время, было то, что я потратил небольшое состояние на билеты на мюзикл.
— Да, тоже не лучше меня.
— Возможно. Но мы ели и спали. Нет, я безумствовал раньше, еще в юношеские годы. В университете. Тогда, мне кажется, я не спал месяцами. Я был настолько влюблен, что это больше походило на болезнь.
— Значение сна переоценивают.
— Знаешь, я считаю, что юношеская любовь — это прекрасно. Но не успеешь оглянуться, а лето скоро закончится. И я не хочу, чтобы вы расстались из-за твоего отъезда в Бостон. Я уверен, если вы предназначены друг для друга, вы справитесь с расстоянием — каникулы и всякое такое. Но всепоглощающая страсть — это не всегда здорово. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Ладно?
— Ты сам нас свел, — сказала я.
— Знаю, знаю. Думал, так, летний роман. Я и представить себе не мог, что это будет та самая любовь. В любом случае просто… уважь своего чрезмерно беспокоящегося дядю хоть немного, хорошо?
— Конечно. Обещаю. — И как только я произнесла последние слова, я пожалела о своем вранье.
Он с сомнением посмотрел на меня и вышел из комнаты. Я была уверена, что не послушаюсь его. Я чувствовала себя как Элоиза. Ну как кто-нибудь может понять меня и мои чувства? Хотя мы с Августом еще не были близки, в глубине души я чувствовала к нему непреодолимое влечение.
И не могла дождаться нашей поездки в Париж. Август был моей настоящей любовью.
Август оплатил наши билеты кредитной картой компании «Соколов и Сыновья». У меня было восемьсот долларов наличными — мои карманные деньги на лето, — и еще я сняла деньги с моего вклада. Я вышла из дома, когда дядя был на работе, а Гейб в театре. Мы встретились с Августом на вокзале Пеннстейшн и сели на экспресс до аэропорта.
Больше часа у нас ушло на то, чтобы пройти контроль, но вот уже объявили посадку, и мы стояли у выхода к самолету. Я взглянула на Августа.
— Сейчас или никогда.
Я набрала дядин номер. Пошли гудки, я громко сглотнула.
— Привет, Каллиопа!
— Гарри… ты сейчас сидишь?
— О боже… только не говори мне, что ты беременна!
«Я как-то не подумала, что по сравнению с такой новостью то, что я лечу в Париж, может показаться даже скучным!»
— На самом деле нет. Я улетаю в Париж.
— ЧТО? — Дядя так громко произнес это, что мне пришлось убрать телефон подальше от уха.
— Мы хотим съездить к могиле. И встретиться с Этьеном.
— Так, мне надо выпить. Ты врешь. Ты не можешь так поступить, Каллиопа!
— Ты сам попросил нас изучить историю палимпсеста. Мы просто заканчиваем то, что начали.
— Это безумие! Быстро возвращайся домой. Где ты сейчас? Я слышу объявления на посадку. Повторяю, нет, я приказываю тебе.
— Я не отступлю, дядя. Вернусь через пять дней.
— Интерпол засек Расхитителя гробниц в Париже. Каллиопа, ты должна сейчас же вернуться домой.
— Нет.
— Это… никуда не годится. Когда твой отец узнает обо всем, он убьет меня. А потом тебя. Это самая эгоистичная вещь, которую ты когда-либо вытворяла.
— Гарри… — Я не знала, что еще сказать. Он был прав, я знала это. Но я не могла сдаться сейчас. — Пожалуйста, не злись.
— Каллиопа, я годами хвастался каждому знакомому, что моя племянница — чудная девочка, блестящая ученица, отличница, с которой у меня никогда не было проблем. Не пьет, не попадает во всякие истории. Друзья рассказывали мне ужасы о своих подростках. А я… самодовольно отвечал: «Только не у меня». Это самая спонтанная глупая вещь с твоей стороны.