Пандемия. Всемирная история смертельных вирусов - Соня Шах

Из-за гибели урожаев начался голод. Полтора миллиона человек погибло. Еще полтора миллиона бежали из разоренных фитофторой краев. Переезд за океан финансировали сами землевладельцы: оплачивать своим арендаторам дорогу им казалось выгоднее, чем отдавать деньги на борьбу с голодом, как требовало ирландское правительство{210}.

С 1847 по 1851 год в Нью-Йорк прибыло почти 850 000 беженцев из Ирландии{211}. Продолжить путь в глубь страны смогли только самые богатые. Остальные, неквалифицированные рабочие и бывшие слуги без пищи и крова, «сумевшие наскрести денег лишь на билет и еду в дорогу», как отмечала в 1847 году ирландская газета, оседали в порту прибытия, на Манхэттене, который вскоре станет одним из самых густонаселенных районов мира{212}.

Разрастаться острову было некуда. Не было на нем и быстрой транспортной сети, которая соединила бы дальние районы со стремительно растущей промышленной и портовой зоной. И коренным жителям, и приезжим требовалось жить поближе к работе или иметь возможность быстро до нее добраться. Эти центры экономической активности обрастали жильем, как причалы ракушками.

* * *

Многие из ирландских беженцев обосновались в районе Файф-Пойнтс (Пять углов), получившем название от пятиугольного перекрестка и выросшем на засыпанном когда-то озере Коллект-Понд.

Пополнение вызвало бум жилищного строительства. Чтобы разместить новоприбывших, владельцы жилья лепили неуклюжие мансарды к двухэтажным деревянным домам и сооружали новые постройки на задних дворах, втискивая по два и даже три дома на участок размером 8 на 30 метров. Под жилье перестраивали конюшни, сдавали чердаки и подвалы с комнатами без окон и с низкими потолками, где невозможно было выпрямиться в полный рост{213}. Когда и эти ухищрения не удовлетворили спроса на жилье в Файф-Пойнтс, владельцы принялись сносить старую деревянную застройку под строительство доходных домов – четырех- и шестиэтажных кирпичных зданий, спроектированных с целью вместить как можно больше жильцов. Первый доходный дом, возведенный в Файф-Пойнтс на Мотт-стрит, 65 в 1824 году, торчал над окружающей застройкой, «словно бородавка на гнойной язве», как выразился местный репортер. На задворках строили второй ряд доходных домов – вдвое меньших размером, чем передние, без окон по бокам и по заднему фасаду. Все оконные проемы выходили на сумрачные проулки между зданиями, где теснились уборные и сушилось на веревках белье. Некоторые землевладельцы умудрялись пристроить на своем наделе и третий доходный дом или воткнуть крохотную лачугу во дворе рядом с уборными{214}.

Экономика жилищного бума провоцировала еще большую скученность. В своих тесных и темных постройках сами домовладельцы не жили. (Доходные дома были выше и шире снесенных деревянных зданий, поэтому дневной свет внутрь проникал плохо, а уже появившееся к тому времени газовое освещение владельцы проводили редко.){215} Дома сдавались субарендаторам, которые открывали на первом этаже салун или бакалейную лавку, а в квартиры пускали жильцов. Аренда приносила им приличный доход: с проживающих они брали втридорога, обеспечивая себе почти 300 % прибыли. Однако высокая арендная плата способствовала тесноте и давке, поскольку стесненные в средствах жильцы вынуждены были в свою очередь сдавать кому-нибудь «угол», чтобы покрыть расходы. Почти треть жильцов Файф-Пойнтс пускала к себе съемщиков{216}. В типичной квартире доходного дома на Сидар-стрит в тринадцатиметровой комнате с двумя кроватями ютилось пять семей{217}.

Самое ужасное жилье в Файф-Пойнтс располагалось под землей. Более 1100 человек в Шестом районе, включавшем в себя Файф-Пойнтс, проживали в подвалах, в том числе в подвальных ночлежках, где койку, т. е. парусиновую раскладушку на деревянных рейках, можно было снять за 37,5 цента в неделю. Нью-йоркские врачи утверждали, что распознают подвальных жителей по бледным лицам и характерному запаху плесени и сырости. Он пропитывал «всю одежду, особенно шерстяные вещи, въедался в кожу и волосы», заявлял один из медиков.

Прежде бедняки разрозненно жили на городских окраинах и в деревнях. Файф-Пойнтс радикально изменил положение дел, собрав всю бедноту вместе. Представительницам древнейшей профессии оказалось удобнее ловить клиентов, проживая в центре. В предназначенных на снос зданиях находили приют нищие со всего города. В трущобном районе с самым низким в Нью-Йорке доходом на душу населения царил разгул преступности, в том числе организованной. Файф-Пойнтс и его аналоги антрополог Уэнди Орент назвала «фабриками болезней»: переработать попавший туда патоген в эпидемию они могли с такой же легкостью, с какой двигатель перерабатывает топливо. А на Манхэттене эта фабрика болезней раздувала свои горны не на какой-то глухой окраине, а в самом сердце города.

Власти все-таки смутно осознавали, какую угрозу для здоровья города представляет Файф-Пойнтс. В какой-то момент часть района планировали снести и построить там тюрьму, но не снесли из опасений, что нездоровая местность вызовет вспышки заболеваний среди заключенных. Остальные горожане в большинстве своем относились к Файф-Пойнтс как к параллельному миру, угрожавшему разве что оскорблением чувств. Журналисты и писатели наведывались живописать тамошние ужасы в модном жанре трущобных очерков. (Отголоском их отвращения к увиденному стал снятый Мартином Скорсезе в 2002 году фильм «Банды Нью-Йорка» по книге 1927 года о Файф-Пойнтс.){218}

Таким образом, как ни обличали мастера слова пороки трущоб (Чарльз Диккенс называл их «омерзительными» и «кошмарными»), скученность, способная спровоцировать распространение эпидемии на весь город, продолжала усиливаться. К 1850 году на каждой квадратной миле нью-йоркских трущоб теснилось почти 200 000 человек. Это почти в шесть раз больше, чем в современном Манхэттене или центре Токио, и в тысячу с лишним раз больше, чем в любом другом месте человеческого обитания на тот момент{219}.