Путешествие белой медведицы - Сьюзен Флетчер

Хотя… мама никак не пострадала от войны с Англией. Да и закончилась эта война почти сразу после папиной смерти. Скорее всего, мама просто обрадовалась бы тому, что я жив.

Вслед за доктором я выпрямил спину. Посланник произносил льстивую речь на незнакомом мне языке, король хмурился. Его лицо казалось мне странным: одно веко было чуть опущено, будто он вынужден выполнять свои королевские обязанности, хотя очень хочет спать.

Его Величество нетерпеливо отмахнулся, и даже я понял, что он приказывает посланнику замолкнуть; затем приблизился к медведице. Посланник пошёл следом за ним, но король покачал головой, и тот остановился.

Генрих внимательно посмотрел на медведицу, и морщины на его лице наконец разгладились. Его лицо приобрело задумчивое и сосредоточенное выражение. Медведица перестала принюхиваться и медленно развернулась к нему. Несколько мгновений они молча изучали друг друга.

Возможно, дело было в полуприкрытом глазу, но внезапно мне показалось, что король опечален. В его взгляде читалось будто бы сопереживание. И тут я вспомнил: поговаривали, что Генрих тяготится подданными…

Может быть, он знал, каково это — оказаться в ловушке, когда воля твоя скована, словно прутьями железной решётки? Выходит, даже короли не свободны?

Медведица предупреждающе зарычала.

Король едва заметно улыбнулся и кивнул, словно равному себе, а затем развернулся и пошёл к шатру.

Процессия тоже двинулась: воины снова встали в строй; бык неторопливо поплёлся вперёд; заскрипели колёса телеги; музыканты начали играть на своих инструментах невпопад. Посланник поспешил вперёд, показывая этим, что именно он возглавляет наше небольшое шествие. Когда мы подошли к узкому деревянному мосту через ров, ратники разомкнули ряды и встали в шеренгу за нами. Впереди оказались посланник, бык, медведица, доктор и я. Наши шаги гулко отдавались в тишине; звуки музыки и голоса теперь звучали где-то вдалеке. Мы пересекли ров и подошли к стражникам, охранявшим ворота. По обе стороны от ворот, пострадавших при обвале стены, возвышались груды камней. Телега со скрипом остановилась.

Медведица тревожно принюхалась, а затем обернулась ко мне и всхрапнула, словно спрашивая: «Что мы делаем, Артур? Кто эти люди? Куда мы попали?» Я приблизился к клетке, и она зарылась носом в мои волосы, лизнула в правое ухо, задетое стрелой. В моём сердце будто открылась рана. Я попытался пролезть в клетку, чтобы побыть рядом с медведицей, но посланник негодующе вскрикнул, и доктор, положив руку мне на плечо, сказал:

— Артур. Сынок.

Ворота открылись. Бык медленно двигался вперёд; скрипели колёса телеги, а медведица всё принюхивалась, ища ответы на вопросы, которых она не добилась от меня. Я смотрел им вслед, пока старинная крепость не поглотила их — сначала быка, а потом и мою медведицу.

Нахмурившись, посланник сорвал с меня новую мантию, а потом ворота захлопнулись с оглушительным грохотом — и медведицы больше не было.

У меня остались новая красивая туника, шапка, чулки и ботинки. Посланник не пришёл за ними, а доктор сказал, что я в любом случае заслужил хорошую одежду.

— Ты скоро дорастёшь до этих ботинок, — заверил он. — Вот увидишь.

Доктор купил мне новую мантию; конечно, не такую чудесную, как та, которую дал мне поносить посланник, но всё равно хорошую и тёплую. Потом мы пошли в трактир, где он заказал обед для нас обоих — сдобные пироги с начинкой из баранины и рыбы. Затем он позаботился о ночлеге и снял маленькую тёмную комнатку с двумя кроватями, письменным столом и небольшой скамейкой, куда поставил свой сундучок с травами и снадобьями.

А я всё не мог перестать думать о медведице.

Чем её будут кормить? Будут ли ей петь? Почешут ли за ушком? Подпустит ли она кого-нибудь к себе?

Доктор утверждал, что у короля за медведицей будут ухаживать лучше, чем ухаживали мы на корабле, и найдут ей смотрителя, который умеет общаться с животными не хуже меня. Я убеждал себя, что медведица без меня прекрасно обойдётся, но, когда вспоминал, как уютно чувствовал себя под её огромной пушистой лапой, сердце моё сжималось от боли. В глубине души я не хотел, чтобы на моём месте оказался кто-то другой.

Доктор сказал, что собирается поехать со мной в Уэльс. Он всегда хотел там побывать, поэтому готов путешествовать со мной, пока я не найду родных.

Я почти потерял надежду когда-нибудь добраться до Уэльса. Письмо пропало, и чем больше я об этом думал, тем больше сомневался, что смогу найти родню и получить свои земли. Ведь мне даже нечего было предъявить и не к кому обратиться за помощью. Да и потом — поверит ли родня, что я — действительно сын своего отца? Похожи ли мы чем-то ещё, кроме роста, цвета глаз и волос? Узнают ли они его во мне?

И всё же, когда я услышал слова доктора, надежда разгорелась во мне с новой силой. Мысли спутались. Я уже и сам не знал, кто я такой и куда мне идти.

— Но письмо… — робко начал я. — Кораблекрушение…

Доктор поднял палец.

— Подожди-ка, — сказал он с улыбкой, а затем открыл свой сундучок и достал оттуда сложенный пергамент.

Знакомая сургучная печать.

Письмо!

— Но… Хаук ведь украл его, — удивился я.

— Торвальд пригрозил ему расправой, и Хаук рассказал, где спрятано твоё письмо. Торвальд передал его мне.

— А как же кораблекрушение…

— Корабль попал на отмель, а не затонул, — напомнил доктор. — Кое-что пропало, но часть груза удалось спасти.

Получается, Хаук, сам того не ведая, оказал мне услугу. Если бы не он, письмо, скорее всего, смыло бы волной, когда вода затопила кладовку.

— Его всё равно никто не сможет прочитать, — сказал я. — Это валлийский, а не латынь.

— Может быть, ты и прав: в Норвегии его точно никто не прочитает, а вот в Лондоне не так уж мало валлийцев. Ты ведь понимаешь валлийский на слух, не так ли?

Я кивнул, и во мне снова вспыхнула надежда.

— Значит, нам нужно найти валлийца, который умеет читать.

Удача улыбнулась нам на следующий день в ближайшей пивной.

Он был невысокого роста, с тёмными волосами и карими глазами. Как у меня. Позже мы узнали, что он пользовался большим успехом у женщин. Впрочем, ничего удивительного: он был привлекательным, а в его глазах горел лукавый огонёк. Представился Ллином. Сделав большой глоток из своей кружки, Ллин потянулся за письмом.

И вот тут меня одолели сомнения.

Я был настолько уверен в содержании письма, возлагал на него столько надежд и вдруг подумал, что всё это время мог ошибаться. С чего я вообще взял, что мои валлийские родственники ждут, когда я приеду и получу земли, по праву принадлежащие мне?

Я хотел надеяться на лучшее, но никаких оснований для этого у меня не было.