Мирт. Истина короля - Мария Сергеевна Руднева

фантастическим талантом заводить друзей и при этом начисто игнорировать само существование недоброжелателей. Так или иначе, Парламент поддержал его начинание, а Амелия горела желанием восстановить справедливость для отца.

Это было похоже на идеальный союз.

Мистер Леннорман позволил себе на мгновение отвлечься и помечтать о том, что Амелия выйдет замуж, начнет носить красивые чепцы и… Водить паровую машину до Эденесбурха и обратно, не иначе. Мистер Леннорман вздохнул — эта девушка совершенно не была готова принять уготованную ей долю.

И, так как у нее уже была мать, поставившая себе целью свести с ума единственную дочь бесконечными требованиями, придирками и скандалами, мистер Леннорман, как любящий дядюшка, просто не мог позволить себе проявить свою заботу как-то иначе, кроме всеобъемлющей поддержки.

— Дорогая, не будет ли чрезмерно наглой просьбой представить старика мистеру Мирту?

— С удовольствием, дядюшка. И вовсе ты не старик! — засмеялась Амелия. — Если тебе не будет сложно сопровождать меня к павильонам, это можно будет устроить прямо завтра. Я буду тренироваться в кабине: мне надо вслепую называть кнопки, рычаги и винты — мистер Мирт хочет убедиться, что я все запоминаю правильно. Это будет очень увлекательно! Уверяю, тебе понравится.

— Не могу отказаться от столь щедрого предложения, дорогая. Заеду за тобой утром.

* * *

Мисс Амелия вместе с дядюшкой спустилась к реке. Здесь запаха Тамессы почти не было слышно, а солнце играло на ярких голубых водах. Вдали вздымался двухярусный мост, под которым неторопливо тащилась баржа с деревом.

Пока мистер Леннорман закуривал трубку, мисс Амелия оперлась на перила, завороженная неторопливым движением громадного корабля.

— Прекрасное зрелище, мисс, не так ли? — спросил высокий джентльмен, вставая рядом с ней. — Медленное, неотвратимое движение. Похоже на тяжелую поступь судьбы.

Мисс Амелия обернулась и замерла, встретившись взглядом с пронзительно-синими глазами. Незнакомец был красив — словно сошел с гравюры, изображающей явление фаэ из Холмов. Черные волосы выбивались из-под цилиндра и были небрежно стянуты в хвост толстым шнурком из ханьского шелка. Песочного цвета костюм подчеркивал крепкую фигуру — быть может, этот человек занимался спортом или борьбой. Тяжелая трость в его руке выглядела оружием, а не подспорьем для ходьбы.

От него еле ощутимо пахло мылом и сандалом.

Мисс Амелия слишком часто встречала на званых ужинах располневших лордов и их изнеженных сыновей, которых матушка постоянно прочила ей в мужья, что красота незнакомца ее поразила.

Осознав, что нарушает все приличия, столь беззастенчиво изучая взглядом постороннего человека, она вспыхнула и отвернулась, вернувшись к успокаивающему зрелищу — плывущей по реке барже. Из-под тяжелого днища расходились веером широкие волны с белыми барашками, блестящими на солнце. Баржа издала тихий, низкий гул, словно приветствуя наблюдателей, и незнакомец приподнял цилиндр в приветственном жесте.

— Мы живем в удивительное время, — доверительно сообщил незнакомец. — Эта баржа сделана из железа, но при этом везет дерево. Удивительный союз, который еще недавно был невозможен. Страх фаэ перед железом передался людям и был силен многие сотни лет. Но вот железо плотно вошло в обиход, и теперь все, все вокруг приобретает железные очертания. А фаэ передали нам сокровенные тайны механизмов, но сами всю жизнь работали только с деревом…

— Фаэ давно покинули нас, — тихо ответила мисс Амелия. — Как и их потомки. Все, что можем мы, — стараться делать свою жизнь проще. Не зависеть ни от кого.

— Независимость — самая иллюзорная мечта, которая только может растравить душу человека. Мы все связаны невидимыми путами друг с другом, с обществом… Нас держит долг и честь.

— Долг и честь как раз и делают нас свободными. Свободными в выборе в первую очередь.

— Странно слышать столь смелые речи от женщины, — по губам незнакомца скользнула улыбка.

Мисс Амелия не удержалась и улыбнулась в ответ.

— Странно слышать, как женщина спорит с мужчиной? Погодите, пройдет совсем мало времени, и каждая женщина Бриттских островов освободит свой голос.

— Да вы революционерка? — усмехнулся он.

— Я суфражистка, — гордо ответила мисс Амелия. — И мой путь хоть и сложен, но важен и единственно правилен.

— Приятно видеть упорство, сравнимое с моим собственным, — в его синих глазах плясали веселые огоньки. — Прошу прощения, юная леди, мне пора идти. Был счастлив встрече с вами.

Прежде чем мисс Амелия спохватилась, он уже подхватил ее руку в кружевной перчатке в свою и бережно поднес к губам, не целуя — лишь намечая поцелуй.

Она смущенно отдернула руку. Незнакомец улыбнулся на прощание, кивнул подходящему мистеру Леннорману и небрежной походкой направился к стоящему неподалеку кебу.

— Кто это был? — спросил мистер Леннорман, плохо скрывая беспокойство за расслабленным тоном.

— Не знаю, он не представился. Просто… Поговорили о том, в какое удивительное время живем. Совсем коротко — он поспешил избавиться от меня, стоило заговорить о правах женщин.

Мистер Леннорман изобразил сокрушенный вздох.

— Таким образом, еще один мужчина, которого ты отпугнула, даже не представившись. О, Амелия, твоя мать будет безутешна.

Мисс Амелия шагнула назад и сделала книксен.

— Такие уж мы, девушки нового времени. Меняется мир — меняемся и мы.

— Остается надеяться, что этот джентльмен не появится в ближайшее время на семейном обеде у твоей матушки, — рассмеялся мистер Леннорман. — Как бы то ни было… О дева, отрицающая любые узы, соблаговоли взять старика под руку — для увядающей старости ты украшение!

— Дядюшка, только не поэзия, умоляю! — мисс Амелия засмеялась в ответ, обхватывая его руку и прижимаясь щекой к твидовому рукаву. — Прогуляемся?

Из дневника отрекшейся принцессы Миланы Мерн Габриэлю Мирту

Эллада, сентябрь, 18**

…мой дорогой, что-то меняется вокруг. В мире. Я чувствую это, хоть я, в отличие от вас с Андерсом, никогда не была связана кровью с малым народцем. Но даже меня тревожит дух перемен.

Я знаю, ты до последнего намерен отрекаться от очевидного, но уже скоро и ты не найдешь в себе силы этому противостоять. Ты снова вступишь со мной в спор. Не надо. Я знаю. Знаю все, что ты скажешь. Но в ответ спрошу — разве Поуп не слушается тебя? Разве он не говорит с тобой так же легко и свободно, как с Андерсом? Сколько я ни пыталась, я не смогла заставить его ни заговорить, ни пошевелиться — мой голос для него что ветер в лесу. Может, он слышит меня, но и только. Я могла говорить с ним, только когда Андерс пробуждал его — или ты. Вот и сейчас ты пробуждаешь его одним своим присутствием. Это ли