Клуб избранных - Александр Овчаренко

Крыжевский бросился в кусты, но далеко убежать не смог. Удар резиновой палкой по икрам свалил его с ног, и через мгновение на руках защёлкнулись наручники.

– Ты, конечно, пришёл на кладбище полуголым, в два часа ночи, чтобы навестить могилу своего дедушки? – отряхивая брюки от налипшей грязи, спросил сержант.

– Бабушки! – почти весело ответил Крыж, которого после чудесного воскрешения уже ничего не пугало, и убегал он от милиционеров скорее по привычке, чем по необходимости.

Милиционер осмотрел вещи задержанного, и к удивлению Крыжевского выудил из кармана его пиджака кружевные детские трусики. – Не маловат размер… для бабушки? – для проформы спросил сержант и коротко, без замаха, врезал Крыжевскому по печени.

Вызванное нарядом подкрепление, после недолгого прочёсывания местности, обнаружило в кустах вблизи кладбища мёртвую девочку со следами изнасилования.

– Это не я! – в ужасе заорал Крыж при виде мёртвого детского тела.

– Если не ты, тогда кто? – холодно спросил сержант. – Или, кроме тебя здесь ещё кто-то голый бегал?

– Это не я! Поверьте, это сделал не я! – бился в истерике Крыж.

– Конечно не ты! Ширинку только застегни, – миролюбиво предложил патрульный и сильно ткнул носком сапога Крыжевскому в пах. Крыж ойкнул и завалился набок.

В ходе следствия Крыж всё отрицал.

– Напрасно Вы упорствуете! – задушевным голосом пытался его образумить следователь. – Вот смотрите – это заключение биологической экспертизы. В нём чёрным по белому зафиксировано, что ДНК крови потерпевшей совпадает с ДНК образцов, изъятых с Вашей одежды, по-русски говоря, на вашей одежде обнаружены следы крови потерпевшей. А это заключение химической экспертизы. Здесь прописано, что химический состав земли на месте преступления совпадает с частичками грунта, изъятых для проведения экспертизы с ваших брюк. Согласны? Или это кто-то другой в ваших брюках малолетку трахал? Я уже не говорю о детских трусиках, изъятых у Вас при досмотре. Ну что, будем упираться дальше, или чистосердечно раскаемся?

Но Крыжевский продолжал упорствовать, и вскоре следователь потерял к нему интерес.

– Предварительное следствие закончено. Вам осталось ознакомиться с материалами дела. Предупреждаю сразу: смягчающих обстоятельств в ходе следствия мной не выявлено, так что получите по максимуму, – сказал на прощание следователь и покинул кабинет для работы с подследственными.

В конце следствия Крыжевского неожиданно перевели в одиночную камеру.

– Это чтобы тебя свои же раньше времени не порешили, – пояснил пожилой инспектор, запирая Крыжевского в одиночку. В этот же вечер Крыжевскому вместе с ужином пришла «малява». «Аз есмь воздам»! – гласил короткий напечатанный на машинке текст.

– У-у-у! – по волчьи завыл Крыжевский и заплакал…

Утром тучный инспектор обнаружил в камере труп подследственного Крыжевского, который повесился на оконной решётке, разорвав простынь на полосы. На столе покойный оставил подробную предсмертную записку, которая начиналась словами: «Я не виноват». В записке Крыжевский подробно описал роль Аверина в истории с убитой девочкой и высказал предположение о причастности последнего к совершению данного преступления. Инспектор не торопясь прочитал предсмертное послание, потом аккуратно оторвал фрагмент листа с первой фразой и вложил его в карман самоубийцы. Остальную записку инспектор, скомкав, спрятал в карман, и лишь после этого нажал кнопку сигнала тревоги.

Когда в кабинет тихо просочился Пахом, в голове у Харьковского созрел план многоходовой комбинации.

– Вот что Виктор, возьмёшь пару-тройку толковых ребят и съездишь на рыбалку… в Казань-град. Волга там широкая, рыбалка должна быть удачная. Ну, а между делом присмотрись к местным товарищам. Мне нужен верный человек вместо Хайруллина. Официально будем двигать Воронцова. Пусть все так и думают, но на выборах мы его «прокатим» и выборы должен выиграть местный кандидат, которого ты и подберёшь. Местные избиратели будут бороться против ставленника Москвы, и голосовать за земляка. И все будут довольны! – с улыбкой закончил Харьковский. – Да, чуть не забыл, перед выездом ознакомься с оперативной обстановкой в республике. Там сейчас криминальная каша заваривается, так что будь осмотрительней.

– Может, подключить ЗГС? – осторожно предложил Пахом, который был в курсе существования «параллельной» спецслужбы.

Харьковский нервно дёрнул щекой.

– Мне кажется, они сами подключились, не дожидаясь моих указаний. – раздражённо заметил Харьковский. – Не нравится мне всё это: какая-то таинственная спецслужба, которая не имеет ни штаб-квартиры, ни офисов, ни Директора. Впрочем, Директор есть, но его никто не знает. Сегодня они работают на Президента, а что будет завтра? Мы ведь не знаем ни численности сотрудников ЗГС, ни размер бюджета, ни устава организации, ни стоящих перед ними задач. Они никому не подчиняются. Ты можешь дать гарантию, что завтра таинственный Директор не захочет стать Президентом, и они не организуют в стране переворот? Тут не во мне дело. Ну, допустим, они меня сместят…

– Это вряд ли! – перебил его Пахомов.

– Я сказал: допустим! Какую власть они установят – коммунистическую, демократическую, конституционную монархию, или фашизм? Поверь Пахом, пока мы не накинули на руководство ЗГС узду – для нас это «пятая колонна». Ладно, езжай! Я тут сам разберусь.

Когда Пахом ушёл, Харьковский вызвал помощника Ястребковича.

– Вот что, Серёжа, пригласи-ка ты ко мне сегодня на ужин Ромодановского. Давненько мы с ним шашлычков не ели.

Помощник понимающе кивнул и беззвучно выскользнул за дверь.

В кабинет директора ФСБ торопливо вошёл секретарь и передал срочное сообщение. Павел Станиславович быстро пробежал глазами текст. Президент приглашал его в 21 час в загородную резиденцию.

– Машину и сопровождение готовить на восемь тридцать? – уточнил секретарь. Ромодановский молча кивнул. Был он медлителен и немногословен. Природа наградила его грузным телом и острым умом. Обладая превосходной памятью, Ромодановский держал в уме массу информации, которой умело пользовался. Никто лучше Ромодановского не мог быстро проанализировать ситуацию и увидеть причинно-следственную связь с абсолютно далёкой от данного события области. Ромодановский даже в повседневной деятельности постоянно просчитывал ситуацию на несколько ходов вперёд. На должность Директора Ромодановского назначил ещё предшественник Харьковского, а оперативному чутью предшественника Захар Маркович доверял. Поэтому Павел Станиславович и вошёл в число тех немногих счастливчиков, которые остались на ключевых постах после инаугурации нового Президента.

Как и все крупные люди, Ромодановский обожал плотно поесть. Из напитков Павел Станиславович предпочитал самогон двойной перегонки. Вообще-то напиток, который ему готовил один из многочисленных поваров, самогоном назвать было нельзя. Скорее это было виски домашнего приготовления. После двойной перегонки и тройной очистки от сивушных масел, запах которых Павел Станиславович не любил, данный напиток около двух недель настаивался на мелкоизмельчённом женьшеневом корне, после чего вновь подвергался очистке. Далее в настойку добавлялась строго определённая порция свежей клюквы, и её оставляли настаиваться в темноте ещё две недели. После того, как напиток становился вязким и приобретал рубиновый оттенок, его вновь фильтровали, добавляли немного корицы, чуток шафрана и ещё чего-то такого, о чём знал только повар да Ромодановский. После чего напиток разливали по глиняным бутылкам и давали отстояться ещё месяц. Ромодановский очень гордился своей «клюковкой» и запретил выдавать рецепт её приготовления.