Ошибка дамы с собачкой - Наталия Миронина

Между тем яхта миновала устье реки и вышла в открытое море. Все было так, как хотелось Анне. Задул сильный шквалистый ветер, волны плясали вокруг яхты, подбрасывали ее, но она держалась отлично. Было в ней что-то основательное и, несмотря на небольшие размеры, устойчивое.

– Ах, как хорошо! – прокричала Анна.

Она, закутавшись в плед, следила за чайками. Ветер относил слова, путал волосы, от него леденели пальцы, но морская свежеть бодрила и щекотала нервы.

– Я пойду вниз, в кают-компанию. Там тепло и не видно этих волн. А если сейчас шторм начнется?! – Испуганная Марго, которой давно хотелось это сделать, наконец-то встала.

– Сейчас нет. Но через несколько часов вполне возможно. – Валера указал на линию горизонта.

– Откуда вы все знаете? – забеспокоилась Лада Алексеевна.

– Опыт, – пожал плечами Валера. – Видите, там темная кромка на горизонте. Это тучи и море воедино слились. Вот это и есть шторм.

– Господи, да что же мы делаем сейчас в открытом море? Надо же возвращаться?! – забеспокоилась Лада Алексеевна.

Ей вторила Марго:

– Вот-вот, они же несут ответственность за пассажиров! И зачем я только поехала на этом теплоходе.

– Или на яхте?! – пошутил Валера.

– А что вы смеетесь?! Сейчас шторм начнется.

– Вовсе нет, я же сказал, что через несколько часов. И мы уже разворачиваемся. Смотрите, делаем круг и направляемся опять к реке. И пока погода хорошая, можно что-нибудь организовать. Например, ланч. Тем более что его обещали. Сейчас пойду узнаю! Ведь никто не откажется от кофе и бутербродов.

– Можно и покрепче чего-нибудь! – заметила Агнесса, у которой ветер растрепал рыжие волосы.

– Отлично! – воскликнул совершенно счастливый Валера. – Я присоединяюсь к вам! Кто еще?!

– Счастливый человек Валера. Он использует каждое мгновение с пользой и удовольствием для себя. Это талант, кстати. – Лада Алексеевна, закутанная в шаль и куртку Серафима Ивановича, повернулась к Анне.

– Согласна, – кивнула Анна. – Я так не умею. А может, даже и не пробовала. Мне кажется, что у Валеры это получается само собой. Ну, как дышится.

– Конечно, свойство организма. Но ведь это счастливая случайность – обладать этим качеством.

– А научиться можно, как вы считаете? – спросила Анна и задумалась. Ей пришло в голову, что в ее жизни есть очень многое, что было бы полезно и доставило бы удовольствие, но она этим редко пользуется. «Стабильные отношения, пусть без страсти, но с теплом. Свободное время, подруги. Отчего же мне хорошо только в компании Перчика? Ну, еще на работе?» – с недоумением спросила она себя.

– Вы никогда не сможете ответить себе на самые простые вопросы. Вы никогда не узнаете, почему не можете жить так, как, например, Валерий. Хотя чего проще – скопируй, – прочитала ее мысли Лада Алексеевна.

– Я часто всем недовольна.

– Не вы одна. Вот, например, где Серафим Иванович?! Вот где он?! И, самое главное, почему меня это волнует?! Почему я раздражаюсь, представляя, что он занят чем-то, что меня не касается или мне не нравится?

– Лада Алексеевна, – улыбнулась Анна, – он за вашей спиной. Беседует с Зосей.

– Вот видите! Меня не трогает, что он кокетничает с молодой женщиной! Но меня волнует, что я не знаю, где он! А кокетничать с дамами – пожалуйста!

Анна при этих словах еле сдержала улыбку. Серафим Иванович не умел кокетничать. Он абсолютно по-детски искал у женщин защиты. «Я вот какой правильный! Хороший, вежливый, внимательный!» – казалось, говорила его фигура и выражение лица. И, кстати, Анна уже заметила, что большинство о нем так и думало. Большинство, кроме Лады Алексеевны, его жены. Впрочем, Анна считала, что за этими капризами и вечным недовольством стоит любовь, превратившаяся в любимую привычку. Вот и сейчас Лада Алексеевна воскликнула:

– Интересно, он захватил книгу из номера? Или опять забыл?!

– Он у вас очень хороший, – с жаром воскликнула Анна, – очень. И заботливый, и умный, и обаятельный. И, как я понимаю, домовитый.

– У него нет выхода. – Лада Алексеевна указала на свою трость. – Я многого теперь не могу. Так что это вовсе не по доброй воле.

– Не поверю. – Анна рассмеялась. – И вам приятнее будет считать, что Серафим Иванович делает все по душевной доброте и по любви. Мы, женщины, вообще подгоняем жизнь под наши настроения и фантазии.

Лада Алексеевна замахала руками и принялась излагать свою теорию относительно семейной жизни. Анна уже ее слышала, чуть в другой интерпретации, а потому после первых трех предложений, убедившись, что достаточно только делать вид, углубилась в размышления: «Женаты давно, живут в Испании. Эмигранты. Люди, которые туда поехали работать, говорят о своей жизни иначе. Они живут там. Давно, устроившись насовсем. К самому факту привыкли – не упоминают об этом и к месту и не к месту. Она, скорее всего, сидит дома. Или работает неполный день. А он… Он работает. И даже, может быть, руководит. В нем чувствуется это легкое превосходство небольшого чина. Зря Зося так его унизила, насмешливо отозвавшись о деловых качествах. Он умен. И все еще хорош собой. Но сегодняшний разговор?! Это верх цинизма! Или, наоборот, такая честность». Анне очень не хотелось, чтобы это был цинизм. Бросив междометие в ответ на какое-то восклицание Лады Алексеевны, Анна продолжила: «Удивительно, но больше пяти слов подряд он не говорит. Вроде бы участвует в разговорах, а вроде и нет…»

– Так как же? Вы тоже считаете, что это возможно? Вот у вас на работе такое потерпят?

Анна растерялась. Она совершенно не слушала Ладу Алексеевну, а потому осторожно произнесла:

– Думаю, нет.

– Вот. Вот вам, пожалуйста, ответ на все вопросы. И, еще скажите на милость, кому можно доверять?! Кому можно сказать то, что волнует. Это раньше так было. Теперь нет. Теперь надо отгородиться от всего мира. И только тогда будете чувствовать себя спокойно.

– Верно! Очень верно! – громко сказала Анна, потому что это были те слова, которые она произнесла про себя. «Я бы хотела как-нибудь кому-нибудь рассказать о себе. О своей жизни, о том, что случилось со мной. Но ведь… Кому-то нельзя, кто-то не поймет, а кто-то отмахнется».

Лада Алексеевна шумно вздохнула. Она что-то еще хотела сказать, но, посмотрев на Анну, не стала. А та, довольная, что расспросов не последовало, встала с кресла и тут же поймала взгляд Марка. «Вот ему можно было бы все рассказать. Все. Обо всем. Как тяжело было, чего достигла, и почему поменяла свою жизнь, и что из этого вышло, и как сейчас живу», – подумала она вдруг и отвернулась, потому что иначе пришлось бы ответить на этот полный понимания и сочувствия взгляд.

Валера оказался прав: та самая темная полоса у горизонта несла непогоду. И несла ее стремительно. Поднялся ветер, почти ледяной, порывистый. Теперь яхту качало сильно, порой кренило так, что захватывало дух. Солнце еще пару раз нерешительно выглянуло из-за толстых сизых туч, но быстро убралось восвояси, и наступил полный мрак. Яхта на большой скорости шла к устью реки.