Еще один шпион - Данил Корецкий

— Геннадий Кульбаш? — взглянул из-под бровей дежурный, сверяя лицо стоящего перед ним человечка с карточкой на справке об освобождении.

На этом лице появилось упрямое выражение, с каким Тарзан обычно орал: «Я — Бруно Аллегро! Я — звезда! Я — человек-ядро! А ты кто?» Но на этот раз он сдержался.

— Кульбаш, Кульбаш, не видишь, что ли? — проворчал он. — Давай сюда бумаги, и поставим точку в этом гнилом деле.

Лейтенант через окошко протянул ему прозрачный пакет с документами и личными вещами. Собственно, вещей было только две: дешевая зажигалка и ключ от циркового вагончика, который давным-давно уехал и неизвестно где находится.

— Больше не бузи, Кульбаш, — сказал дежурный. — И успехов тебе на воле.

— Будь здоров, дылда, — ответил Тарзан.

Он небрежно рассовал содержимое пакета по карманам, толкнул ногой дверь контрольного пункта и вышел прочь.

Воля.

Чахлый тополь напротив КПП. У ворот толкутся четверо освобожденных, переминаются с ноги на ногу, разговаривают о чем-то, вроде как боятся разойтись и по-одному окунуться в непривычный и сложный мир, где их никто не ждет.

Грунтовая дорога, в которой, словно золотые самородки в долине реки Клондайк, попадаются куски разбитого асфальта. По правую руку от Тарзана, километрах в двух по дороге, — серые шиферные крыши поселка, где живет часть личного состава колонии…

А по левую руку стоят два черных «БМВ», похожих на породистых немецких догов, совсем не вписывающихся в этот унылый пейзаж. Дверь одной из машин открылась, оттуда вышел человек, чем-то похожий на Магомеда, только моложе. На его лице выделялись такие же, буквой «Т», сросшиеся брови и крупный кавказский нос. Человек подошел к Тарзану, протянул крепкую ладонь.

— Меня зовут Тимур. Мага велел встретить тебя и позаботиться обо всем. Поедем в мой дом, хлеб-соль кушать. Ты мой гость. Отдохнешь, сил наберешься, а потом посадим тебя в самолет и отправим в Москву.

Тарзан оценивающе осмотрел кавказца, потом перевел взгляд на машины.

Заднее окно второго «БМВ» отъехало вниз, выпустив наружу пульсирующие, возбуждающие звуки музыки. Из салона показалось миловидное девичье лицо.

— Ой, девчонки! Он такой милый! И такой грустный! — взвизгнул тонкий голос. — Садись к нам, мужичок! Мы тебя развеселим!

Тарзан довольно хмыкнул, пожал, наконец, протянутую руку и крикнул девчонкам:

— Ну, мочалки, вам придется постараться!..

Четверо освобожденных зеков, все из «черной масти», открыв рты, с завистью смотрели, как карлик нырнул в комфортабельный салон шикарной машины, откуда тут же выплеснулись женские взвизгивания и циничный смех. Черные «БМВ», раскачиваясь на ухабах, покатились в сторону города, постепенно набирая скорость. Блатные с завистью смотрели им вслед.

— Димочка? Ты куда-то собрался?

— Мне надо по делам, мама.

Черные «рэнглеры», пурпурный свитер с капюшоном. Белый грим на лицо он сегодня не накладывал, глаза тушью не обводил.

Мать застыла в скорбной позе посреди коридора.

— Что значит «надо?» А ужин?

— Потом. Мне лекции переписать.

— На ночь глядя?

— Ага.

— Ты хочешь, чтобы тебе опять разбили нос? Вдруг тебе опять попадется этот Лишай?!

Черный плащ «ван хельсинг». Высокие армейские ботинки на рифленой подошве.

— Отец!! — она повернулась в сторону гостиной. Тон из разговорного перетек в патетический, каким перед расстрелом читают стихи про Родину-мать. — Отец, выйди-ка! Он опять к этим «Исчадиям Ада» собрался!..

— Не надо так орать, — прогудел из гостиной Михаил Семеныч Поликарпов, бывший директор металлобазы Москомцентра.

Он вышел в коридор с противоположной стороны, но дальше не двинулся и занял позицию в районе собственной штрафной. Сложив руки на груди (точнее, уложив их на живот), он наблюдал, как его 19-летний сын управляется со сложной шнуровкой.

— Если бы носил нормальные человеческие туфли, был бы уже далеко, — заметил он.

В конце концов Рыба просто сунул концы шнурков за голенища и выпрямился. Длинный плащ застегнул на одну, предпоследнюю, пуговицу — так носят «тру готы», т. е. настоящие готы, имеющие право посвящать новичков.

Мать что-то вдруг увидела. Округлились глаза. Она подскочила к Рыбе, схватила его за руки.

— Дима! У тебя ногти черные! Это грибок!

Рыбе стало смешно.

— Всего только лак, мама. Называется «глубокий черный». Все. Я пошел.

Он высвободил руку, отодвинул мать в сторонку и открыл входную дверь.

— Ты никуда не пойдешь! — она опять включила свой патефон. — Ты ведь обещал! Ты обещал нам! Оте-ец!

В смысле, сделай же что-нибудь. Ты же мужчина. Рыба посмотрел на отца. Тот все давно понял и продолжал дриблинговать на своей половине. Ничья его вполне устраивала.

— Пока. Не волнуйтесь, — сказал Рыба и вышел.

В отгороженном коридоре он достал с фанерного шкафчика полуметровую цепь и осторожно, чтобы не звенеть, сложил и сунул в глубокий карман. И тут же пожалел, что надел плащ — «закидываться» неудобно, да и перепачкается… Неужели захотел перед девчонкой пофорсить? Да нет, оно само так получилось… Вот старые газеты, надо прихватить с собой, ага, вот и пакет подходящий…

* * *

На Зубовской площади, за остановкой, в 21–30. Ну вот, Пуля и Вампирыч уже на месте. Черт. Болтают. Пуля смеется, раскраснелась. Она высокая, почти как Вампирыч, и одета похоже: черная кожаная куртка, черные джинсы аппетитно обтягивают длиннющие ноги, какие-то туфли без каблуков… Пуля в этом наряде выглядит непривычно, обычно она облачается под XVII век: шляпа с полями и кружевной вуалеткой, пальто до пола или длинное старомодное платье с обтягивающим лифом, кружева какие-то, только сапожки на «шпильках» современные… Но ей все идет. Так идет, что у Рыбы заныло под ложечкой. Сколько они тут вдвоем? О чем разговаривали? Ему вдруг взбрело в голову, что они могли договориться и спецом прийти раньше, чтобы побыть наедине. Почему бы и нет?

— Привет, — как можно солиднее сказал он. — Айва не появлялся?

— Нет, — процедил Вампирыч.

Он в куртке, джинсах, высоких ботинках, на шее — череп на железной цепочке, его собственный череп выбрит на висках, а на темени щетинится рыжим «ирокезом». Готскую раскраску он тоже не накладывал, зато вставил накладные клыки, которые пока не очень заметно выглядывают из-под верхней губы, а если засмеяться или просто открыть рот, то будут торчать, как у настоящего вурдалака. И шипастый браслет на правом запястье…

— Ну, ждем.

Рыба отвернулся и стал смотреть в сторону Кропоткинского. Вампирыч за его спиной продолжал что-то втирать Пуле. Та молчала. И то спасибо, не хихикает хотя бы.