Мера ее вины - Хелен Чандлер

— Она не похожа на журналистку, — он улыбнулся. — И я ее не узнаю́. Но в любом случае нам пора идти. Не хочу, чтобы меня ругали за опоздание. Думаю, что нам лучше войти в комнату присяжных по отдельности, чтобы не вызывать подозрений в том, что у нас было свидание.

Опять это слово, подумала Лотти и, стараясь не смотреть Кэмерону в глаза, жестом показала официантке, чтобы та принесла счет.

— Давай я заплачу картой. Не успел утром снять деньги в банкомате, — произнес он, доставая бумажник.

— У меня есть наличные. Нам надо побыстрее уходить отсюда. Я уверена, что видела эту женщину раньше. Боже, из всех кафе в городе она решила в такую рань зайти именно сюда, — пробормотала Лотти, быстро посмотрела на счет и положила на стол бумажку в двадцать фунтов. — Пошли.

Она вышла из кафе первой, Кэмерон последовал за ней. Быстрым шагом Лотти дошла до ближайшего выхода из молла.

— Тебе не кажется странным, что эта женщина решила прийти именно туда, где мы сидели? — бросила она через плечо Кэмерону. — Кто вообще бывает здесь рано утром в будний день?

— Лотти, постой… — Он положил ладонь ей на плечо, и она остановилась. — Не знаю, может, она и появлялась в какой-то момент в суде, но я ее не узнал. Мне, когда я в солнечных очках, все люди кажутся на одно лицо. Но я абсолютно уверен в том, что она за нами не следила.

— Ты в этом совершенно уверен? — переспросила Лотти.

— Да мы ничего плохого не делали! Что она там могла увидеть? Двое присяжных пьют кофе по пути в суд… Если мы не обсуждали детали процесса, то не нарушили никаких правил. Какой смысл волноваться?

Лотти зарделась и не пыталась это скрывать. Она чувствовала, что ведет себя неправильно потому, что утром ей пришлось соврать мужу, почему она едет в город раньше обычного. Более того, она договорилась о сегодняшней встрече во время важного для мужа ужина. Кэмерон не сделал ничего предосудительного, но вот она точно позволила себе лишнее…

— Наверное, у меня какая-то гиперчувствительность после того, как я много выпью. После этого обычно я пару дней прихожу в себя, — произнесла Лотти, качая головой.

— И я наверняка усугубил ситуацию тем, что держал тебя за руку на людях… Прости, ты замужем, и я позволил себе лишнего. Больше подобное не повторится.

— Я не жалуюсь на то, что ты держал меня за руку. Я признательна за то, что ты мне сказал. Но нам пора в суд. — С этими словами она снова двинулась вперед, но уже более размеренным шагом.

— Правда? Значит, я могу сделать это когда-нибудь еще раз? — Кэм рассмеялся.

— Перестань. Не испытывай судьбу. — Лотти рассмеялась в ответ, думая о том, каким приятным было его прикосновение, и о том, что ей не стоит так сильно хотеть, чтобы он прикоснулся снова к ней.

— Да? Ты даже не знаешь, что теряешь, — он улыбнулся. — Я парень такой, мастер на все руки…

— Все, хватит, ни слова больше, — отрезала она, стараясь скрыть улыбку.

— Готов рискнуть тем, чтобы нажить себе неприятности, лишь бы увидеть, как ты смеешься… Ладно, заканчиваю. Пока заканчиваю.

Они трусцой перебежали через дорогу. Лавируя между стоящими в пробке машинами, Лотти пыталась заглушить чувство вины и при этом думала о том, как же здорово снова смеяться. Она уже давно не чувствовала себя такой живой и бодрой, как сейчас.

Пятый день суда

Мария Блоксхэм посмотрела на свое отражение в зеркале туалета внутри здания суда. Лицо было бледно-зеленого цвета. Помнится, что однажды она покрасила стены своего личного туалета в подвале именно в такой цвет. Причины того, что у нее нездоровый цвет лица, не надо было долго искать. Она перестала регулярно питаться, как делала раньше. Судебные заседания отрицательно сказывались на ее аппетите. Все то, что происходило здесь, явно не способствовало поддержанию цветущего внешнего вида. С каждым днем пресса проявляла все больший интерес к происходящему. Каждое утро ей приходилось пробиваться сквозь толпу собравшихся на ступенях у входа в суд журналистов, которые ежесекундно ее фотографировали. При вспышках фотокамер Мария чувствовала себя как голая. И даже не просто как голая, если уж совсем честно. Ей казалось, что ее насилуют. Репортеры выкрикивали ей вопросы, прекрасно зная, что она не имеет права и не будет на них отвечать.

Каждое утро и каждый вечер у входа в здание суда собирались жаждущие ее крови демонстранты, считавшие, что она отняла у них драгоценного борца за природу и права животных. Ее муж уже больше не напишет ни одной статьи об альтернативных источниках энергии, и больше никто не увидит очередную фотографию, на которой тот будет стоять по пояс в реке для того, чтобы проверить количество мальков и высказать предположение о том, сколько будет рыбы в этом году. Ей уже не придется отвечать на письма его обожателей, он не будет выступать на разных экологических мероприятиях, и его не будут приглашать читать лекции в университетах. Ее муж заработал приличное состояние и ни пенни не отдал на благотворительность, которой так громогласно восхищался. Все деньги лежали на сберегательных счетах, и половина этих денег, как уверяли ее адвокаты, принадлежала ей самой — если, конечно, ее не признают виновной.

Думай об этих деньгах, говорила она себе, думай о будущем.

Мария умылась холодной водой. Сегодня в суде для дачи показаний должен был появиться вызванный обвинением психиатр. Она была у него на приеме, во время которого тот пытался войти к ней в доверие, стремился лживо и совершенно беспочвенно обнадежить ее, а потом лез ей в душу, стараясь что-то разнюхать, мягко журил и фальшиво улыбался. Тогда Мария полностью закрылась и ничего ему не рассказала, не сделала никакого признания. В общем, и этот день не сулил ей ничего хорошего. Она глубоко вздохнула и внутренне приготовилась к тому, что придется весь день потеть в стеклянном боксе, наблюдая за тем, как складывается ее будущее.

Профессор Джеспер Ворт, улыбаясь, произнес слова клятвы, после чего сообщил суду свою научную степень и опыт работы. Профессор был светилом криминальной психиатрии с мировым именем и принимал участие в ряде нашумевших процессов по всей Европе. К тому времени, когда профессор закончил рассказывать о том, кто он такой и каких успехов добился в этой жизни, Имоджин Паскал разве что не начала кланяться ему.

— Вы встречались с обвиняемой для того, чтобы дать оценку ее психическому состоянию, профессор Ворт? — спросила она.

— Да, встречался именно для этого. Это произошло через несколько недель после ее ареста, — ответил профессор и вытер лоб тыльной стороной ладони. Температура в зале поднималась. Казалось, что жара тяжелым грузом давит на всех находящихся в зале. — Мне предоставили доступ к материалам следственной экспертизы, а также к медицинской карте подсудимой. Потом Мария Блоксхэм сама пришла к нам в офис. Это пространство со всеми удобствами, специально созданное для того, чтобы пациенты чувствовали себя комфортно и расслабленно. Забегая вперед, могу отметить, что это не оказало положительного влияния на результат нашей беседы.