Жребий вечности - Богдан Сушинский

– Простите, штурмбаннфюрер, – провела ладонью по лицу Лилия. И, немного помолчав, не замечая благодарного взгляда, которым Альбина одарила обер-диверсанта, добавила: – Но все же хотелось бы знать ответ.

– Вы что-то такое говорили о фюрере… – обиженно и в то же время испуганно пролепетала Лже-Ева. – Что-то совершенно непонятное мне. И потом, я должна точно знать: подкладывать меня решили под фюрера или всего лишь под лжефюрера? Для меня это имеет принципиальное значение.

– Вам уже что-то известно о двойнике фюрера? – поинтересовался Скорцени. – Хотя бы то, что такового готовят?

– Если уж так усиленно готовят двойника Евы… Неужели трудно догадаться, что эти же люди трудятся и над образом двойника Гитлера?

Появился с чашечками кофе какой-то человек из охраны. Оказывается, Фройнштаг все же предусмотрела эту встречу, понял Скорцени. Слуга-охранник с кофейным подносом не мог возникнуть здесь случайно.

Уловив смысл его догадки, Лилия высокомерно ухмыльнулась, недвусмысленно давая понять, что руководство операцией она берет в свои руки.

– Давайте уточним. Фюрера, фрейлейн Крайдер, мы вам действительно пока что, подчеркиваю, пока что не гарантируем, – взял одну из чашечек Скорцени. – То есть не гарантируем на данном этапе вашей подготовки. Что сразу же должно успокоить вас.

– Иное дело – лжефюрер, – сладострастно, по-садистски, осклабилась Лилия.

– Надеюсь, оберштурмфюрер Фройнштаг достаточно ясно просветила вас по поводу всего, что происходит в эти дни в замке Вольфбург? – более сдержанно вел свою партию Скорцени.

– Хотелось бы надеяться. Мне кажется, что нам уже пора быть более откровенными друг с другом, по крайней мере в вопросах, связанных с моими перспективами.

«Стерва! – не удержалась Лилия. – Как же нагло она ведет себя! С ее, видите ли, перспективами! Ты кто такая?! Тебя бы на день-другой ко мне в лагерь, в “камеру сексуального блаженства”»!

Хотя произнесено это было мысленно, тем не менее Фройнштаг поняла, что она опять зарывается, погружаясь в свои лагерные рецидивы, и покаянно взглянула на Скорцени. Как бы ей не хотелось сейчас, чтобы он прочел ее мысли!

«А может быть, действительно зашвырнуть ее на месяц в какой-нибудь лагерь смерти?! Пусть даже при щадящем режиме и с гарантией, что ни одна остервенелая надзирательница не пройдется стеком или плеткой по ее лицу. Но пусть бы она прочувствовала, что такое жить в бараке со смертницами, за десять метров или на расстоянии одной предсмертной ночи от крематория! Предложить Скорцени и такой вариант психологической обработки что ли?»

Увлекаясь, Фройнштаг почему-то забывала, что сама-то она прошла через концлагерь в шкуре надзирательницы, а не зековки. Эта деталь почему-то постоянно ускользала из ее сознания. Правда, однажды, поймав себя на этой игре в лагерницу, она честно молвила себе: «До чего ж ты, Фройнштаг, сволочная натура: служила надзирательницей, а психология у тебя отпетой зековки-уголовницы, старшей по бараку политических смертниц!»

– Так вот, со лжефюрером вам все же придется познакомиться. Причем очень скоро. Но для начала вы пройдете курс ускоренной подготовки. – Первый диверсант рейха повелительно взглянул на Фройнштаг.

– Пройдет, пройдет… – многозначительно пообещала Лилия.

– …Фильмы о Еве Браун. Фотографии. Беседы с психологом. Консультации по поводу манер, привычек и все такое прочее…

– Хорошо, пройду я эту ускоренную подготовку, что потом?

Скорцени взглянул на оголенные икры Альбины. Она сидела, забросив ногу на ногу, причем открыла их настолько, что Скорцени пришлось усомниться, удосужилась ли она надеть трусики, и впервые пожалеть, что свидание происходит в присутствии Фройнштаг.

– Не пытайтесь загадывать судьбу, фрейлейн Браун, – сказал он. – В наше смутное время это самое неблагодарное из земных занятий.

– Господин фельдмаршал, прибыл барон фон Шмидт.

– Это еще кто такой? – артистично поморщился Роммель, радуясь тому, что наконец-то появился Герлиц, а то его, как закоренелого жизнененавистника, уже опять потянуло к пистолету. Оказывается, стоит один раз подступиться к этой черте, потерять чувство страха перед смертью, и вот они, пошли рецидивы.

– Он только что из Берлина. Просит принять по очень важному делу.

– Я спросил, кто это такой? – повторил свой вопрос Роммель, продолжая возлежать в своем походном «императорском» гамаке.

Адъютант озадаченно помолчал. Он не мог понять: действительно ли Роммель не сообразил, о ком идет речь, или же это его неведение принципиальное.

– Мы говорим об оберштурмбаннфюрере СС Фридрихе фон Шмидте, которого вы назначили командиром специального охранного отряда, занимающегося составлением «золотого конвоя».

– Да, он уже оберштурмбаннфюрер? – В свое время Роммель довольно резко высказался против появления неких особых воинских чинов в СС, особенно в боевых ее частях. И принципиально, откровенно долго путался в их названиях и значениях.

– О чем свидетельствуют его весьма «подходящая» для климата Африки черная форма и ритуальный кинжал.

– И как это следует понимать? Когда моего офицера без моего ведома вдруг облачают в эсэсовский мундир, чтобы затем вернуть мне уже непонятно в какой роли? Или, может, я опять несправедлив?!

– Наверное, это следует воспринимать как личное послание Гиммлера, – лишь из вежливости не позволил себе злорадно ухмыльнуться полковник Герлиц.

У него были свои счеты с Гиммлером и всей его шутцштаффель[24]. Незадолго до отправки в Африку самому ему было отказано в приеме в Черный Орден рейха. И это ему, полковнику Герлицу. Причем стало известно, что отказ происходил именно из приемной Гиммлера.

Мало того, полковник знал, почему этот отказ последовал: Гиммлер или кто-то из очень близкого его окружения так и не могли простить ему преданности Роммелю. А как можно быть адъютантом такого полководца, как Роммель, и не оставаться преданным ему?!

И когда через одного из генералов СС Герлиц попытался выяснить, что же на самом деле произошло, адъютант рейхсфюрера Гиммлера, якобы со слов самого вождя СС, разъяснил: «Вас не посвятили в СС, чтобы не лишать фельдмаршала Роммеля преданнейшего из его адъютантов. Ведь понятно, что терпеть в своей приемной эсэсовца «герой французской кампании» и отпетый бонапартист не станет».

И не лишили Роммеля «преданнейшего из его адъютантов»! Все гиммлеровские штабисты – дерьмо, как выражается в таких случаях подполковник Шмидт!

«А ведь я не помню, – мстительно ухмыльнулся Герлиц, – чтобы когда-либо слишком долго продержал рейхсфюрера СС Гиммлера в приемной фельдмаршала!»

– Мне понятна ваша ирония, полковник. Но из этого следует, что вам придется заняться кандидатурой другого командира конвоя.