Настоящая принцесса и Бродячий Мостик - Александра Егорушкина

А на большие перемены в жизни с появлением папы, оказывается, рассчитывать не стоило. Хотя Косте и была обещана смена фамилии и много чего еще, в школе по-прежнему была тоска смертная, а папины воспитательные меры оказались еще почище маминых.

— Чай? Какао? — осведомился Конрад-старший.

— Кофе, — Костя сделал еще одну попытку самоутвердиться, но и она оказалась неудачной:

— Вредно, — папа Конрад с наслаждением отпил крепчайший кофе из кружки с надписью «Босс» и налил Косте чаю, на что тот уныло протянул:

— Ну-у…

Папа и ухом не повел, уселся поудобнее, вооружился зажигалкой и жестянкой с табаком и принялся неторопливо раскуривать трубку, которой обзавелся только вчера. От пряного запаха у Кости защекотало в носу. Он чихнул, а потом, исподлобья глядя на папу, осторожно спросил:

А чего ты от пальца больше не прикуриваешь?

Папа ответил ему гробовым молчанием и грозным взором, но на Костю это не подействовало: даже раньше, когда глаза у папы горели красным огнем, страшно не было ну ни чуточки. Вообще Костя все больше убеждался в том, что его расчеты на папино драконье всемогущество совершенно не оправдались. Правда, папа очень здорово поставил на место директора школы, но потом сказал, что это были крайние меры и больше он к ним не прибегнет. Разговоры о драконстве папа пресекал в корне. «Попробовать, что ли, еще раз?» — и Костя решился:

— Пап, а ты мне покажешь, как ты превращаешься? Можем за город поехать, там места много…

Конрад-старший выпустил колечко дыма в потолок и невозмутимо ответил:

— Знаешь, Константин, давай-ка отложим этот разговор на потом.

— Потом — суп с котом, — пробурчал Костя. — Ну пап…

— Константин, мне кажется, ты начинаешь… э-э-э… бузить, — папа Конрад нахмурился.

— Я не бужу… не бузю… — Костя поболтал ложкой в остывшем чае. Я спрашиваю — нельзя, что ли? А то как я буду знать, дракон ты на самом деле или нет?

— А ты думай, что я простой смертный, неожиданно предложил папа и почему-то озабоченно посмотрел в окно, на которым густела ноябрьская утренняя темнота. Мне спокойнее будет.

— А я хочу знать правду! упорствовал Костя. — Ты же мне так и не рассказал, где ты был!

— Во-первых, тише — маму разбудишь. Во-вторых… — еще одно колечко сизого дыма уплыло под абажур лампы, — не такое это место, чтобы про него рассказывать. Во всяком случае, тебе там совершенно нечего делать.

Костя было вскинулся, но тут в кухню вплыла заспанная мама Надежда в шелковом халатике. Она покосилась на дымящуюся трубку, но ничего не сказала, а потом поглядела на часы и тотчас проснулась:

— Константин! Уже половина девятого! Что ты копаешься?!

— В самом деле, — с явным облегчением присоединился к ней папа. — Давай-ка беги, а то опоздаешь.

«Ну конечно, лишь бы меня поскорее из дому выставить», — скорбно подумал Костя и, не снизойдя до «спасибо», поднялся из-за стола. «Все как всегда, — злился он, еле волоча ноги вниз по лестнице. — Может, прогулять сегодня? Но куда идти в такую холодину? И вообще, того и гляди навернешься. Вон тетка на каблучках идет, вот-вот грохнется».

Через мгновение особа, которую он мысленно обозначил как «тетку на каблучках», поравнявшись с ним, поскользнулась-таки на высоченных шпильках красных лаковых сапог и непременно шлепнулась бы на землю, не вцепись она в Костю.

— Ах, какой галантный мальчик! — прощебетала она, выпрямляясь и обдавая его сладким запахом духов, которые, казалось, пропитывали каждый миллиметр ее огненно-красного кожаного пальто и каждую прядку угольно-черных завитых волос.

— Хм, — сказал Костя, пытаясь высвободиться и мысленно переименовывая «тетку» в «дамочку».

— Ты меня просто спас, дружочек, — ярко накрашенные губы спасенной растянулись в улыбке. — Погоди-ка, погоди… Какая у тебя неординарная внешность. Ты не мог бы повернуться в профиль?

Польщенный Костя не заставил себя упрашивать. Узнать про неординарность собственного профиля все-таки неплохо. Он скосил глаза к носу, но ничего не разглядел, кроме выдыхаемого на морозе пара.

— Ах! — сказала дама. — Что надо! Мы как раз ищем такое личико.

— Вы с «Ленфильма», да? — спросил Костя, гордясь своей проницательностью. — Наверно, молодежный сериал снимаете?

— Да-да! — радостно сказала дама и улыбнулась еще шире. — Давай знакомиться. Можешь называть меня просто Генриетта. Ну как, пойдем?

И они пошли. Вернее, сначала пошли, а потом и вовсе побежали. Костя еле поспевал за Генриеттой и впопыхах даже забыл подивиться, как это она развивает такую скорость на своих высоченных каблуках. Галопом, перебегая улицу на красный свет, они промчались по [Зверинской] улице и понеслись мимо зоопарка по обледенелому саду, где голые черные деревья отражались на замёрзших лужах, как в свинцово-сером зеркале.

— Мы что, опаздываем на кинопробы? — рискнул спросить Костя.

Генриетта ответила ему неопределенным междометием, больше напоминавшим шипение, и ускорила бег — если это вообще было возможно. Костя вскинул на спину сползавший рюкзак и помчался за ней — ещё не хватало, чтобы кто-то бегал быстрее него! Ноги скользили и разъезжались на бугристом и колдобистом льду парка, но Генриетта крепко вцепилась в Костин рукав и волокла Конрада в сторону Петропавловской крепости. Ещё через несколько минут галопа Костя спохватился:

— Мы же не в ту сторону! «Ленфильм» совсем не туда!

Вместо ответа спутница только прибавила темп, да так, что деревья запрыгали у Кости перед глазами.

«Наверно, натурные съемки, — подумал запыхавшийся Костя, который любил смотреть не только кино, но и передачи о нём. — Поэтому к Петропавловке и бежим…»

Они пронеслись мимо станции метро «Горьковская», мимо памятника «Стерегущему» и устремились к набережной. Погода незаметным образом успела резко перемениться: неожиданно потеплело, и в воздухе повис ватный белый туман. Он был таким плотным, что скрыл Неву, Троицкий мост, Петропавловскую крепость, даже потоки машин, и заглушил все городские звуки. Когда Генриетта и Костя очутились перед деревянным мостиком, ведущим в крепость, Костя даже не смог различить очертания стен на той стороне речки. Было удивительно тихо — слышался только плеск воды под мостом. И вдруг в отдалении грохнула пушка. «Полдень уже, что ли?» — удивился Костя, но тут Генриетта снова дернула его за руку: «Скорее!»

На том берегу туман уже растаял, и Костя, встав как вкопанный, завертел головой, пытаясь рассмотреть съемочные декорации, до неузнаваемости преобразившие облазанную им вдоль и поперек Петропавловскую крепость. Знакомым был только булыжник под ногами, а вокруг… Вокруг высились вековые деревья и пестрели причудливой постройки старинные дома с черепичными крышами, разукрашенные башенками и флюгерами. Прямо перед Костей тянулась высоченная стена, сложенная из замшелого камня, и единственным проемом в ней были кованые ворота в чугунных розах, а за воротами расстилался похожий на лабиринт парк. «Во нагромоздили! — уважительно произнес вслух Костя. — Дорогущий фильм, наверно…» Но никто ему не ответил. Костя подпрыгнул как ужаленный: Генриетта как будто в воздухе растворилась. Странно…