Траектория краба - Гюнтер Грасс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На нашей глобальной игровой лужайке, якобы служащей последним оплотом человеческой коммуникации, редактор сайта, связанный со мною родственными узами, именовал советскую подлодку С-13 не иначе как «лодкой-убийцей». И весь экипаж этой боевой единицы Краснознаменного Балтийского флота был заклеймен здесь как «свора душегубов, убивающих детей и женщин». Мой сын брал на себя в Сети роль судьи. Возражения его противника-приятеля Давида, которому в голову не приходило ничего, кроме антифашистских трафаретов и ссылок на наличие высокопоставленных нацистов, военного персонала, а также тридцатимиллиметровых зениток, установленных на солнечной палубе лайнера, не могли противостоять лавине комментариев, хлынувших в чат со всех континентов. Участники дискуссии писали в основном по-немецки, вплетая нередко обрывки английского. Мой монитор захлестнули обычные злобные тирады, порой вперемежку с благочестивыми апокалиптическими заклинаниями. Восклицательные знаки под страшным итоговым счетом жертв. Для сравнения приводилось количество жертв при других морских катастрофах.
Драма «Титаника», ставшая сюжетом многих кинофильмов, претендовала на первенство. За ним следовала «Лузитания», потопленная немецкой подлодкой во время Первой мировой войны, что якобы обусловило или ускорило вступление в войну Соединенных Штатов Америки. Некий одинокий голос напомнил о судне «Кап Аркона» с заключенными из концлагерей, потопленном английскими бомбардировщиками в Нойштедской бухте за несколько дней до конца войны; эта катастрофа, повлекшая за собою семь тысяч жертв, возглавила рейтинговую таблицу в Интернете. И все-таки в конце концов победителем из этих цифровых баталий вышел «Вильгельм Густлофф». Со свойственной ему дотошностью моему сыну удалось на собственном сайте привлечь внимание особенно своих сторонников к этому забытому кораблю и его человеческому фрахту; с помощью схемы, на которой звездочками обозначались попадания торпед, он сделал эту трагедию зримой, она стала символом человеческих бедствий глобального масштаба.
Тем не менее то, что реально произошло на «Вильгельме Густлоффе» 30 января 1945 года начиная с 21 часа 16 минут, имеет лишь косвенное отношение к указанной выше конкуренции чисел в киберпространстве. Скорее уж Франк Висбар в своем черно-белом фильме «Ночь над Готенхафеном» сумел, несмотря на затянутую прелюдию, отчасти передать тот панический ужас, который охватил людей на всех палубах после того, как три торпеды поразили лайнер и он стал погружаться носом, одновременно заваливаясь на левый борт.
Упущения мстили за себя. Почему не были заранее подготовлены к спуску спасательные шлюпки, которых и без того не хватало? Почему не проводились регулярные противообледенительные работы на шлюпбалках и талях? К тому же сказалось отсутствие части экипажа, оставшейся за задраенными переборками в носовой части корабля. Ведь курсанты учебного дивизиона не отрабатывали спуска спасательных шлюпок. Доступ к спасательным шлюпкам имелся только с солнечной палубы, а она обледенела, была скользкой, как каток, к тому же накренилась, и масса людей, хлынувшая с верхних палуб, не могла удержаться на ногах. Кое-кто, потеряв опору, уже падал за борт. Далеко не на каждом был спасательный жилет. В панике на прыжок в воду отваживались и другие. Внутри корабля стояла жара и духота, поэтому те, кто выскакивал на солнечную палубу, были слишком легко одеты, а при восемнадцати градусах мороза и соответственно низкой температуре воды — плюс два-три градуса? — мало у кого были шансы преодолеть температурный шок. И все же люди прыгали за борт.
С капитанского мостика последовал приказ оттеснить толпу на застекленную нижнюю прогулочную палубу, закрыть там двери и выставить вооруженную охрану в надежде на прибытие судов, идущих на спасение. Приказ был неукоснительно исполнен. Вскоре в стеклянную витрину длиной в сто шестьдесят шесть метров, опоясывающую правый и левый борт, набилось более тысячи человек. Лишь в последний момент, когда уже было слишком поздно, в некоторых местах удалось изнутри расстрелять бронированное стекло этой западни.
Происходившее внутри корабля неописуемо. Когда мать говорит об этой неописуемости, что у нее «нету слов», то можно догадаться, что именно я смутно имею в виду. Поэтому не буду пытаться представить себе кошмарные сцены, чтобы запечатлеть их в отчетливых картинах, как бы ни подталкивал меня мой Заказчик к выстраиванию череды отдельных судеб, к эпической повествовательности, к глубокому сопереживанию и одновременно эмоциональному лексическому накалу, достойным масштабов этой трагедии.
Черно-белый кинофильм сделал попытку запечатлеть ее в кадрах, снятых в кулисах киностудии. На экране обезумевшая толпа, забитые людьми переходы, смертный бой за каждую ступеньку трапа, ведущую вверх, на экране переодетые пассажирами статисты изображают тех, кто оказался заперт на застекленной прогулочной палубе, угадывается сильный крен лайнера, внутри корабля вода прибывает, в ней барахтаются и тонут. А еще на экране дети. Дети, оторванные от матерей. Дети с куклами в руках. Дети, затерявшиеся в уже опустевших переходах. Детские глаза крупным планом. Впрочем, даже одни лишь финансовые соображения не дают возможности отразить в фильме каждого из более чем четырех тысяч погибших младенцев, детей и подростков, поэтому сама цифра была и остается некой абстракцией, как и измеряющиеся тысячами, сотнями тысяч, миллионами другие числа, которые и прежде, и теперь поддавались и поддаются лишь весьма приблизительным оценкам. Нулем на конце больше, нулем меньше — какая, собственно, разница; в статистике за цифрами прячется смерть.
Я могу лишь изложить то, что приводится в различных источниках в качестве свидетельства очевидцев, переживших эту катастрофу. Стариков и детей затаптывали насмерть на широких лестницах и узких трапах. Каждый думал только о себе. Заботившиеся о других пытались опередить мучительную смерть. Рассказывают об одном офицере-преподавателе, который застрелил в своей каюте из служебного пистолета сначала троих детей, потом жену, а затем застрелился сам. То же рассказывается и о партийных функционерах и их семьях, которые занимали спецапартаменты, предназначавшиеся некогда для Гитлера и его верного сподвижника Лея и ставшие теперь кулисами для акта самоликвидации. Вероятно, Хассан, пес корветтенкапитана, был также застрелен хозяином. Да и на обледенелой солнечной палубе применялось оружие, поскольку люди не подчинялись команде «В шлюпки — только женщины и дети!», в результате чего спаслись преимущественно мужчины, о чем сухо и без комментариев говорит подводящая итоги всему живому статистика.
В спасательную шлюпку на пятьдесят мест погрузился при спешном спуске на воду всего десяток матросов. Другая шлюпка из-за той же спешки перевернулась при спуске, повисла на тросе, все люди выпали в штормовое море, а трос лопнул, и шлюпка обрушилась на тех, кто барахтался в волнах. Лишь спасательную шлюпку № 4, заполненную наполовину женщинами и детьми, удалось спустить по всем правилам. Тяжелораненые, лежавшие в «оранжерее», оказались в безнадежном положении, поэтому санитары постарались разместить на шлюпках хотя бы легкораненых — тщетно.
Даже командование лайнера думало только о себе. Рассказывают, как офицер высокого ранга вывел свою жену из каюты на кормовую верхнюю палубу и стал освобождать ото льда крепления мотобота, который использовался во времена СЧР для морских прогулок. Когда ему удалось выдвинуть шлюпобалку, случилось чудо — заработала электролебедка. При спуске вниз запертые за бронированным стеклом прогулочной палубы женщины и дети увидели практически пустой бот, а спускавшаяся пара на миг разглядела за стеклом эту человеческую массу. Они могли бы помахать друг другу руками. А вот то, что творилось внутри корабля, осталось незримым и потому невыразимым.