Два часа весны - Маша Брежнева

- Пффф, он не был моим. Подумай, Лер, парнишка отличный.

- Тебе не идет роль свахи, – качает головой староста.

- Зря отказываешься! – кричу уже Лериной спине, потому что она уходит. Лимит ее вежливости (если можно так это назвать) на сегодня исчерпан. Я резво иду по коридору, желая только одного – скорее оказаться в своей спасительной обители, где меня никто не будет трогать.

Мира сидит за учебой, чем следовало бы заняться и мне. Но я с недавних пор увлекаюсь только индивидуальными уроками.

И только у отдельных преподавателей.

- Как дела? – спрашивает подруга.

- Меня Лера подкараулила. Представляешь, извинялась за утро.

- Ого!

- Вот же. Я в шоке. Думала, я от неё слова доброго не услышу, а она адекват более менее. Как бы ещё от Вики противоядие найти…

- Ты Леру с Владом хотела свести? Пристрой Никиту Вике.

- Типун тебе на язык! – смеюсь я. – Орлов заслуживают нормальную девушку, а не ужас этот.

- Ладно, давай про них потом? Есть кое-что поважнее! Как там Стефан Янович?

Плюхаюсь на диван прямо в куртке, прикладывая прохладные ладони к горячим щекам. При мысли у Стефан опять возвращаюсь к «помидорка-стайл»: краснею от его фразочек, западающих в память.

- Узнала новую цитатку на польском, но не запомнила.

- Некогда было? – подкалывает Мира.

- Да вообще! Мир, мне так хорошо рядом с ним. Я себя не понимаю. Он же бесил меня до ужаса, а теперь…

- Любишь до ужаса?

- Нет, это слишком сильно сказано, но я удивлена тем, какой он на самом деле. А он бывает милым, заботливым, таким настоящим. Я не могу поверить, что я влипла в такое.

- Я думаю, он правда классный.

- Но мне очень страшно, вдруг это не приведёт ни к чему хорошему?

- Почему ты опять так думаешь? – недовольно говорит Ветрова.

- Что значит опять?

- А вспомни себя с Никитой. «Мир, а вдруг он то, вдруг он это, Мир, а вдруг не получится». Чего ты сразу о плохом? Тебе Стефан что-то такое сказал, от чего есть повод напрячься?

- Нет.

- Тогда что?

Опускаю голову на кулаки, принимая задумчивый вид.

- Я слишком быстро привыкаю к нему. Так нельзя.

- Да хватит, Ди! Ты же оптимистка, ну! Чего же так пессимистично мыслишь?

- Мир, может, надо позволить себе все? Просто поддаться чувствам?

Она садится рядом со мной и принимает такую же позу. Мы обе улыбаемся, размышляя о чем-то своём.

- Конечно, Диан. Именно так и любят. Поддаются чувствам и отпускают сердце в полёт. Оно ведь знает, к кому тянет.

- У меня никогда не бывает легко, – продолжаю самокопания.

- Тебе надо легко или охрененно?

- Да уж, вряд ли это бывает синонимами. Мне надо охрененно.

- Тогда прекрати думать о том, чего ты не знаешь. Время все решит, поняла?

- Господи, Ветрова, тебе надо было на психолога идти учиться! С такими кадрами, как я и Денчик, ты можешь быть уверена в профессионализме.

- У тебя телефон в кармане вибрирует, – хихикает Мира, и я тут же лезу проверять.

Не ошибаюсь: это Стеф. Он ещё в дороге, но уже написал что-то.

Стефан: «Ты вообще учишься хоть иногда?»

«Не отвлекайся от дороги».

Он ничего не отвечает, и следующее сообщение приходит минут через двадцать, когда я уже успеваю раздеться и проверить ежедневник, вспомнить, что вообще нам задавали на эту неделю.

Стефан: «Я решил послушаться твоего совета. А ты?»

«А я твоего. Делаю практические».

Стефан: «Мы так хорошо влияем друг на друга».

«Нет».

Стефан: «Абрамова, твою вредность не победить».

«И не пытайся».

Стефан: «Занимайся, моя вредная девочка».

Ба-бах!… Вот так сразу и запрещённый приём? Называть меня «своей девочкой» – это так… так… не могу подобрать слов! По самому сердечку, в общем! Хочется поспорить, но сама сижу и улыбаюсь, как дурашка.

Ой, Стефан Янович… Что же ты делаешь со мной?

Стефан

Эта вредная девочка что-то изменит во мне. Не знаю, что именно, но чувствую это. Таким, какой я есть сейчас, уже не останусь. Она не даст.

Без тормозов и рамок, дерзкая, с характером, со своими принципами. Красивая, яркая, да и в конце концов, просто ходячий секс. Или только я это вижу?

Я не понимаю, что это такое. Как называется, каким определением? Она словно вцепилась в меня, перетрясла все, что было внутри, перезарядила. С ней я могу быть самим собой. Не стесняться тех чувств и желаний, которые есть во мне. Ладно, пока придерживать, но не стесняться.

Только мне теперь противно от мысли, что я могу сделать ей больно. Приучить ее к тому, что я рядом, а потом уехать домой и разорвать все... Черт, а если сам не захочу? А если не смогу?

Кому из нас ещё больнее будет?

Я не могу решать сейчас, когда у нас есть ещё так мало… Не могу решать за неё, ведь если ей через месяц надоест, что я сделаю?

Оставил бы ее с собой. Ваня же назвал ее «занозой в одном месте», вот и была бы моей занозой. Постоянно. Всегда.

Да куда я так разогнался?

А с ней медленно не получается. Если я – бумага, то она – спички.

И костёр горит так, что бензина подливать не надо.

* * *

Дни начинают нестись со скоростью света. Мы не каждый вечер проводим с Абрамовой, все-таки у меня работы хватает, да и у неё самый разгар семестра, но на связи мы постоянно. Она мало рассказывает о том,  как ведут себя эти дуры из ее группы, которые сплетни болтали. Но в целом кажется, что большой проблемы нет. То ли успокоились, то ли мелкая нашла способ заткнуть им рот. Не удивлюсь, если последний вариант, все-таки.

Я не задаю ей вопрос, хочет ли она быть моей девушкой. По-моему, глупо спрашивать, когда она подрывается с места, если я предлагаю ей встретиться. К чему вопросы, когда она каждый раз целует так, словно хочет перелить свою энергию мне?

Разве нужны эти банальные слова, когда есть такие сообщения перед сном: «Я бы пожелала спокойной ночи, но если ты увидишь меня во сне, спокойной она не будет. А я приду с удовольствием». Я могу лишь ответить: «Приходи, я заждался».

Я и так заждался. Мне бы просто побыть с ней рядом в тишине, можно даже молча. Нет, с ней везде хорошо, но я хочу по-другому. По-настоящему.