Франция. Отель "Пастис" - Питер Мейл

Саймон задремал. Когда проснулся, за окном было темно, самолет шел на посадку. Командир профессионально бодрым голосом сообщал пассажирам, что в Лондоне дождь.

Когда Саймон прошел таможенный досмотр, было почти одиннадцать и зал для прибывающих заполнили уборщики, двигающиеся подчеркнуто медленно, как и подобает занятым на сверхурочных.

— Добро пожаловать в Хитроу, дорогой. Разве он не прекрасен в такое время?

— Не узнал тебя в шляпе, Эрн, — засмеялся Саймон. — Как дела?

— Рассекаю грудью воду, как резвящийся дельфин. Увидишь, когда выйдем наружу. Начался сезон тропических дождей.

Сидя за баранкой мчавшегося под проливным дождем к центру Лондона большого «мерседеса», Эрнест излагал Саймону собственную версию (результат ежедневных визитов к Лиз) событий, произошедших в агентстве за последние дни. Джордан и творческий директор, Дэвид Фрай, не разговаривают друг с другом. «Резиновые короли» пока не приняли решения относительно заказа на рекламу. В печати проскочило сообщение о возможном уходе кого-то из высокопоставленных сотрудников, а Лиз стала гулять с подозрительным молодым человеком с серьгой в ухе, разъезжающим на гоночных машинах. Кроме того, когда будет время, надо посмотреть несколько квартир, а на кухне на Рутланд-гейт ждет жаркое из говядины, которое надо только разогреть.

— Как Нью-Йорк? Наш мистер Зиглер, как всегда, скромен и обаятелен?

— Дело мы провернули, — ответил Саймон. — Так что он очень доволен собой. Страшно обрадуешься, узнав, что он стал носить красные подтяжки.

Эрнест презрительно фыркнул. Они с Зиглером невзлюбили друг друга с первого взгляда.

— Надеюсь, и ремень. Воображаю, как будет выглядеть этот тип, если у него свалятся штаны.

Свернув на Рутланд-гейт, машина встала у дома.

— Вот мы и дома, — пропел Эрнест. — Какой есть. Не беда. У дома на Уилтон-кресент хорошие перспективы.

Саймон вошел в дом. Бросив вещи в прихожей, проследовал в гостиную, морщась от спертого воздуха, пахнущего центральным отоплением и разогретым ковром. Запах гостиничного номера. Порывшись в компакт-дисках, отыскал «Концерт у моря» Эрролла Гарнера, налил виски, закурил сигару, оттягивая время, когда придется заняться оставленной Лиз папкой с бумагами. Порой ему казалось, что в один прекрасный день он будет погребен под горой памятных записок, отчетов о контактах, планов, финансовых расчетов, кадровых оценок и массы другой подобной жвачки. Он со вздохом раскрыл папку.

Наткнулся на вырезку из рекламного журнала «Кампейн». В рубрике «Горячая линия», вместилище наименее правдоподобных слухов недели, помещена заметка, в которой намекалось, что группа ведущих сотрудников намеревается покинуть агентство, прихватив с собой «важные» заказы. Имена не упоминались, и сообщение ничем не подтверждалось. Чтобы создать видимость правдоподобия, добавлена избитая фраза: «Получить комментарии высокого руководства не представилось возможным». Интересно, подумал Саймон, много ли усилий ушло у репортера на то, чтобы связаться с высоким руководством.

Он разбирал бумаги, делая пометки, кому позвонить завтра утром, пока не наткнулся на конверт, по которому будто пробежал паук с вымазанными в чернилах лапами. Поморщился, узнав почерк. Очевидно, дядя Уильям снова сидит на мели.

«Мой дорогой мальчик.

Извини, что отрываю от гигантских дел, но по не зависящим от меня обстоятельствам я оказался в отчаянном положении…»

Саймон, вздохнув, покачал головой. Дядюшка Уильям, художник и старый волокита, изредка, но основательно врывался в его жизнь, не упуская случая ущипнуть женскую задницу и получить деньги по необеспеченному чеку. В этих делах он не уступал тем, кто был вдвое моложе, доставляя Саймону уйму неприятностей. С большим трудом, откупаясь от него, Саймону удавалось держать его подальше от Лондона. Даже Эрнест никогда не видел его, а Кэролайн просто не знала о его существовании. Если Саймон и испытывал чувство вины, то оно уравновешивалось мыслью об общественном бедствии, которое последовало бы, вырвись дядюшка Уильям на волю из Норфолка. Саймон поискал в портфеле чековую книжку.

Еще один конверт, на этот раз надписанный неизвестным аккуратным почерком.

«Дорогой Саймон.

Un grand merci за ужин. Надеюсь, в Нью-Йорке не было так ужасно, как ты представлял.

Завтра я покидаю Лондон ради Прованса и, возможно, чуточки солнышка после трех дней пребывания, словно мокрая крыса, под проливным дождем. Как ты терпишь такую погоду?

У меня есть для тебя идея, но мой письменный английский не совсем хорош. Лучше поговорим.

Bisous.

Николь».

Саймон посмотрел на часы. Час в Лондоне, два во Франции. Позвоню первым делом утром. По крайней мере, приятно поговорим, прежде чем браться за дела. Поднялся и плеснул себе еще немного виски.

Bisous. Ему нравилось. «Целую». Просмотрел оставшиеся бумаги — письмо от адвокатов Кэролайн, доклад о деловых перспективах, приглашение на симпозиум по расширению рынка мороженых цыплят. Есть над чем разыграться воображению. Зевая, побрел в спальню.

Разговор с Николь был коротким и убедительным. Она отказалась вдаваться в подробности относительно своей идеи. Нужно увидеть собственными глазами, сказала она. Почему бы тебе не приехать? Стряхнув с себя сон и одолев разницу во времени, он вдруг понял, что сегодня суббота, и через два часа уже был в такси, направляясь в Хитроу.

Забрав у стойки билет, Саймон, лавируя между миниатюрными японками, решительно очищавшими полки с солодовым виски, прошел к киоскам беспошлинной торговли. Какие сигареты курит Николь? Какими пользуется духами? Когда в последний раз объявили его рейс, он остановился на «Дом Периньон», подумав, что уж от шампанского, как все лучшие из женщин, она не откажется. Интересно, что такого она там нашла, о чем нельзя рассказать по телефону. Что бы это ни было, все равно интереснее, чем, как всегда по субботам, сидеть в пустом кабинете. Приятно чувствовать себя прогульщиком, потихоньку сбежавшим с работы.

Самолет пробил вечно висевшие над Хитроу облака, и при виде синего неба настроение поднялось еще больше. Сидевшие позади французы восторгались покупками в универмагах «Хэрродс» и «Маркс энд Спенсер», сравнивали цены на шерстяную пряжу и лондонские рестораны. Он предвкушал ужин, долгий спокойный ужин за миллион миль от всех, кто его знал. Как хорошо быть в бегах!

Саймон никогда раньше не приземлялся в Марселе. Почти как в Северной Африке — тощие как папки смуглые мужчины с упитанными женами и пухлыми чемоданами из синтетика, гортанная, похожая на кашель арабская речь, запах черного табака и пота, перемешанный с резким приторным запахом одеколона, объявления о рейсах на Оран и Джибути. Трудно поверить, что все это менее чем в двух часах лета от Лондона.

Светловолосая головка Николь выделялась в море смуглых лиц. Она была одета по мягкой средиземноморской зиме — в светло-серые фланелевые брюки и темно-синий свитер. Кожа еще сохранила медовый загар.