Аватар судьбы - Анна и Сергей Литвиновы

В шестьдесят втором, впрочем, я развелся. Моя вторая половина требовала от меня полной покорности в любви, желала, чтобы я ей докладывал обо всех своих физических перемещениях и духовных движениях. Кроме того, она требовала сделать ей ребенка, на что я пойти категорически не мог. Я не мог представить себе, что мое семя, плоть от плоти, останется навсегда здесь, в чужом и, что ни говори, враждебном мне мире.

Но до этого мы вместе окончили институт, в феврале шестьдесят второго получили дипломы. В те годы каждый выпускник советского вуза получал «распределение», то есть обязательное направление на службу, где он обязан был отработать, как минимум, три года. Но случались исключения. Если распределение получал муж (или жена), то второму супругу могли предоставить так называемый свободный диплом: трудись, где хочешь. В то время я всерьез занялся живописью. У меня проявились определенные способности. Когда учился в вузе, вошел в редколлегию стенной газеты и оформлял ее каждую неделю. Писал плакаты и лозунги, рисовал так называемые «боевые листки». Наверное, если бы я занялся живописью всерьез, мог бы сделать карьеру, однако в Советском Союзе она мне была нисколько не нужна. Вдобавок американские кураторы вдолбили мне, чтобы я в своей жизни нелегала ни в коем случае не высовывался, не поднимался над средним уровнем. А профессиональный живописец, выставляющий или старающийся выставить свои произведения, в советской системе уже представлял собой вызов. Поэтому я, окончив институт, сосредоточился на том, что тогда называлось «халтурой» – или, со столь свойственной русским любовью к уменьшительным суффиксам, «халтуркой». Подвизался рисовать афиши для кино. Иногда ваял членов правительства для украшения улиц или демонстраций. Порой выписывал гигантские и бессмысленные лозунги: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». Или: «Без санитарной культуры нет культуры вообще». За что меня тогдашняя жена немало (как говорили у вас в ту пору) «пилила». Мол, нет у тебя ни самолюбия, ни честолюбия, ты обречен прозябать. Впрочем, платили художникам неплохо. А устраиваться я умел, от заказов не было отбоя. Возможно, сказывалась органически присущая мне американская деловитость: мне удавалось завязывать и в дальнейшем поддерживать деловые контакты. Я не гнушался нужному человеку не просто бутылку коньяку преподнести, но и сунуть «барашка в бумажке» в качестве благодарности за выгодный заказ. Я хорошо воспринял один из неписаных законов социализма: несмотря на декларируемое равенство и официальное неприятие «нетрудовых доходов», ты должен, чтобы устроиться более или менее сносно, вертеться (как тогда говорили). В итоге работой (и деньгами) я был не обделен и ко времени нашего развода оказался владельцем двухкомнатной кооперативной квартиры и автомобиля «Запорожец». Богач, по советским меркам! Супруга моя оказалась женщиной гордой – она благородно оставила меня в новой квартире и на машину не претендовала. Впрочем, я ей, помнится, около десяти тысяч рублей, накопленных на сберкнижке, пожертвовал, что по тем временам было громадной суммой. На эти деньги можно было не то что «Запорожец» купить (который все называли «горбатым»), а две новые «Волги»!

Иногда я получал – через тайник, но никогда лично – письма из центра. Мне сообщали, что папенька мой жив-здоров, а также сколько тысяч баксов составила сумма, накопленная на моем счете в банке. Впрочем, вскоре наступила осень шестьдесят второго, и начался Карибский кризис – слышали о таком?

Данилов вздрогнул. Сон про Карибский кризис он видел только что, перед бегством из бухты. А день назад Зубцов рассказывал, как именно в это время инопланетяне якобы разрулили столкновение двух сверхдержав, только непонятно, верить ему или нет? И вот опять! Не слишком ли много совпадений? «Да, конечно, я знаю», – пробормотал он.

Тогда я получил письмо (продолжил шпион) с указанием: «Будьте готовы к активным действиям. Новые инструкции вы получите дополнительно». Я подобрался и морально приготовился действовать, может быть, даже убивать. Однако ничего не произошло. Кризис благополучно разрешился, и вскоре в условленном месте я получил послание: «Подготовьтесь к отпуску на родине». И в январе шестьдесят третьего, сказавши всем своим знакомым в Москве, что уезжаю подхалтурить на юг, на Черное море, я вышел на связь с человеком из резидентуры. Вскоре меня переправили (аналогично тому, как забрасывали в пятьдесят шестом, только в обратном порядке) в Соединенные Штаты.

Не буду расписывать чувства, которые охватили меня, когда я вернулся к родным берегам! Только оказавшись на лужайке родного дома в Коннектикуте, я понял, как соскучился по Америке и насколько более удобна для жизни и комфортабельна наша страна. Впрочем, я испытывал также и нечто вроде «стокгольмского синдрома» (который в науке будет описан гораздо позже) – когда заложник проникается пониманием и даже родом любви к своим похитителям. Однажды во время отпуска я поймал себя на мысли, что скучаю по русскому языку, по русским людям, в сопоставлении с которыми американцы представлялись существами гораздо более примитивными.

Отец мой был жив-здоров. Он, единственный в США, знал, что я действую как спецагент на его бывшей родине. Впрочем, оставался еще человек, который меня завербовал и отправил на эту работу – мистер Аллен Даллес. Он, как я знал, уже ушел с должности директора ЦРУ в отставку. Впрочем, бывших разведчиков, как известно, не бывает. Вот и он, когда в очередной раз нашел меня, сказал:

– Радуйся, сынок, твое время пришло. Для тебя настала, наконец, пора проснуться и действовать.

– Что я должен делать? – спросил я. Он ответил:

– Убить двоих очень важных русских.

Я не моргнул глазом:

– Я готов. Кого? Никиту Хрущева? Брежнева? Семичастного?[5]

Мистер Даллес только пренебрежительно махнул рукой:

– Эта партийная шушера меня не интересует. Нет, я приказываю тебе убить действительно важных русских. Оба они – особо охраняемые персоны. Но главное – они настоящих лидеры: умные, талантливые, харизматичные.

– Кто они? – переспросил я. И тут он назвал две фамилии. Одну из них я, несмотря на то что прожил в Советском Союзе почти семь лет, не слышал ни разу. Хотя, согласно аттестации моего руководителя, этот человек был весьма важной шишкой: академик, дважды Герой социалистического труда. Зато второе имя, которое он упомянул, было известно не только мне, но и каждому жителю не то что России, но и, без преувеличения, всего мира.

– Ты согласен? – спросил меня мистер Даллес.

– Да, я готов, – не моргнул глазом я. – Но почему вдруг они?

– Наши аналитики построили вероятностные модели будущего развития СССР и всего Восточного блока. И они свидетельствуют: обе эти персоны имеют особенное, чрезвычайное значение для русских и их будущего. Они их главные козыри. Поэтому мы должны лишить нашего основного противника их обоих. Однако мы, американцы, ни в коем случае не должны быть замешаны. Ты не должен говорить о полученном от меня задании ни одному человеку на Земле. А уничтожить обе цели следует таким образом, чтобы не возникало никаких сомнений в естественности их гибели. Болезнь, несчастный случай, авиа– или автокатастрофа – эти две жизни должна унести любая трагическая случайность, но только не заговор, не целенаправленное убийство. Если хоть кому-то придет в голову мысль о насильственной смерти, следующей мыслью будет: их уничтожили спецслужбы США. И тогда советская пропаганда, да и наши либералы, просто сотрут Америку в порошок. Этого ни в коем случае нельзя допустить! Поэтому, если придется выбирать между двумя исходами – ликвидировать, но при этом бросить тень подозрения на нас, или не убивать вовсе, – следует предпочесть НЕ устранять. Следовательно, покончить с обоими придется естественно и изящно. Ты справишься?