Добро пожаловать в Найт-Вэйл - Джеффри Крэйнор

– Ах, ну да. Господи, тут и вправду должна быть табличка, – произнесла она, кровоточа.

Вернувшись в отделанную деревянными панелями приемную, Джеки увидела за столом светловолосого мужчину с широкой улыбкой на лице.

– Эй! – окликнула она его.

– Да? – отозвался он, его голос – сама предупредительность.

Это был не тот человек, которого она видела, когда вошла сюда. Она не знала, где видела его раньше, но от его вида ей стало не по себе.

– До вас тут сидел кто-то другой, да? Такой молчаливый старичок?

– Нет-нет, – ответил он, продолжая улыбаться. – Здесь всегда сижу только я. Хорошего вам дня, ладно?

– Конечно. Ладно, – сказала Джеки.

Когда она спускалась по ступенькам, он достал несколько бланков и взял ручку. Молча улыбаясь, он смотрел на бланки, так ничего и не написав. На этот раз, проходя мимо дверей Городского совета, Джеки даже не вздрогнула. Теперь этот жуткий совет казался ей менее пугающим, чем тот факт, что никто, похоже, не мог ей помочь, а меньше всего – она сама.

– Ты не пришла домой вчера вечером, – произнес Джош, сидя на диване с открытой книгой на коленях. У него были красные когти и усики, как у насекомых. Одет он был в мешковатые джинсы и футболку с надписью «Горные козлы», за ношение которой его как-то раз выгнали из школы – слишком сильна показалась политическая подоплека, заключавшаяся в солидарности с теми, кто верит в горы.

Диана резко остановилась, не дойдя до кухни. Она не ожидала, что Джош уже встал. Она поспала всего три часа и думала, что ей удастся ускользнуть прежде, чем он проснется.

– Я же здесь. Терпеть не могу, когда ты надеваешь эту футболку.

– Горы реальны, мам.

– Я верю в горы, Джош. Просто она напоминает о том, как мне пришлось забирать тебя из школы и ждать в учительской, пока завуч по нравам прочтет мне лекцию о том, как непозволительно растить ребенка с верой в такую чепуху. Мне было стыдно.

– Ну, я не стыжусь своих убеждений.

– А мне стыдно, когда мне говорят, что я плохая мать.

– В последнее время ты не очень-то много времени проводишь дома.

Это прозвучало как упрек, а не ответная реакция. Он не смотрел ни на нее, ни в книгу. Трудно было определить, куда он смотрел, поскольку его твердые черные глаза свисали с длинных изогнутых стебельков у самой его макушки.

Диана прошла на кухню мимо него и начала процесс приготовления кофе. Она всегда сама молола зерна, и не потому, что ей казалось, будто из-за этого вкус кофе становится лучше, – ей просто нравился процесс измельчения зерен: прохладное похрустывание доставаемого из морозилки мешочка, легкая дробь высыпаемых на стол зерен, хирургическая точность их измельчения ударами молотка в течение нескольких минут.

Сняв защитные очки и вымыв руки, она крикнула в гостиную:

– Как в школе?

– Ты не пришла домой вчера вечером.

Она вытерла руки.

– Вчера вечером я поздно вернулась домой.

– Откуда?

– С работы.

– Ты никогда не задерживаешься на работе.

– А вчера, может, задержалась? – Диана ненавидела вопросительную интонацию в своем голосе, но врать она никогда особо не умела.

– И чем занималась? Чем это ты занималась, что пришла домой уже под утро и не отвечала на мои эсэмэски и электронные письма?

– У меня был выключен телефон.

– Ладно. И почему?

Диана вернулась в гостиную, а Джош встал и посмотрел ей в глаза. Он был высокий, джинсы мешковатыми складками свисали на его копыта.

Диане хотелось знать, как в действительности выглядит Джош. Она искала хоть какой-то намек на истинный облик своего сына. Она хотела, чтобы у Джоша был второй родитель, чтобы как-то все уравновесить. Джош тоже всего этого хотел.

– Я была на свидании.

Джош не отреагировал, поэтому Диана нервно заполнила паузу.

– У меня выключился телефон, и я… м-м-м…

– Ты только что сказала, что была на работе.

Джош попытался скрестить руки на груди, но когти цеплялись друг за друга, и он неловко сложил их перед собой.

– Да, я кое с кем встречаюсь. Я знаю, что мы не очень-то говорим о свиданиях. Мать и сын, сам знаешь. Это… неловко, так ведь?

– Нет, мам, нет. Это же классно. Как их зовут?

Для хорошего вранья требуются две составляющие – первая – уверенное изложение; вторая – повествовательная логика, которую невозможно опровергнуть фактами.

– Дон, – уверенно ответила Диана, выполнив одно из двух условий.

– Донн?

– Да, Дон.

Джош снова сел.

– Ты и Донн, вы давно встречаетесь?

– Несколько недель. По большей части смотрим кино и ужинаем, поближе узнаем друг друга.

Диана запаниковала: а вдруг Джош случайно встретится с Дон и попытается заговорить с ней об их отношениях. Она мысленно решила громко расстаться с Дон в ближайшие дни. Или из-за этого Джош еще сильнее захочет поговорить с ней? Это, конечно же, вычеркнет Дон из списка возможных будущих друзей.

– Значит, эту ночь ты провела в доме у Донн?

Хорошо. Она все еще встречается с Дон в текущей реальности, и надо сосредоточиться.

– Ты не должен задавать мне подобные вопросы, Джошуа.

– Ты права. Класс!

Она разглядывала непроницаемые, быстро двигавшиеся глаза Джоша и его обрамленные ресничками челюсти. По выражению его лица было трудно определить, весел он или агрессивен, однако в его голосе она услышала насмешку.

Ее лицо смягчилось.

– Да, я много времени провожу на свиданиях. Иногда я не очень много рассказываю тебе о том, что со мной происходит. Я становлюсь эгоисткой.

– Все нормально, – ответил Джош, чуть наклонив голову и лениво открывая и закрывая книгу.

Он стеснялся того, насколько сильно в ней нуждался. Он отдавал себе отчет в том, что в его возрасте необходимо быть принципиально независимым, но в последние недели, когда она проводила дома все меньше и меньше времени, начал осознавать, насколько неоспоримым и само собой разумеющимся считал ее присутствие. Это немного пугало его, и испуг этот выражался в необходимости знать, где она была. Он ненавидел себя за то, что требует этого, но в то же время не мог удержаться, чтобы не спросить.

– Послушай. Существует два пути, милый. Есть ты, и есть я, и мы должны доверять друг другу. Ты мой ребенок…

– Мам…

– Ты мой ребенок. Ты мой друг. Ты – все, понимаешь? А это значит, что, когда ты меня исключишь, у меня не останется ничего. У меня есть работа, дом, какие-то друзья, машины и твои бабушка с дедушкой. И в то же время у меня нет ничего. – Джош разжал челюсти, чтобы заговорить. – Подожди, – продолжала она. – Я не говорю, что тебе нужно мне все рассказывать. Но просто ответь: как дела? Как ты себя чувствуешь? Это нелегкое для тебя время. А может, и легкое. Я и сама не знаю.