Сын полка - Валентин Катаев

Чёлочка вызвала у разведчиков особенное восхищение. Это былокак раз то, что нужно. Не бесшабашный кавалерийский чубчик, а именно приличная,скромная артиллерийская чёлка.

— Ну, брат, кончено дело! — воскликнул в восторге Горбунов.— Сняли с нашего пастушка крышу.

Ване страсть как хотелось поскорее посмотреть на себя взеркало, но парикмахер, как истинный артист и взыскательный художник, ещё долговозился, окончательно отделывая своё произведение.

Наконец он обмахнул Ванину голову веничком и подул на Ванюиз трубочки одеколоном. Ваня не успел зажмуриться. Глаза жгуче защипало. Изглаз брызнули слёзы.

— Готово, — сказал парикмахер, сдёргивая с Вани полотенце. —Любуйся.

Ваня открыл глаза и увидел перед собой маленькое зеркало,оклеенное позади обоями, а в зеркале — чужого, но вместе с тем страннознакомого мальчика со светлой голой головкой, крупными ушами, крошечной льнянойчёлочкой и радостно раскрытыми синими глазами.

Ваня погладил себя холодной ладонью по горячей голове,отчего и ладони и голове стало щекотно.

— Чубчик! — восхищённо прошептал мальчик и тронул пальцемшелковистые волосики.

— Не чубчик, а чёлочка, — наставительно сказал Биденко.

— Пускай чёлочка, — с нежной улыбкой согласился Ваня.

— Ну, а теперь, брат, в баньку!

Пока знаменитый мастер заворачивал инструменты в полотенце,пока он затем выпивал честно заработанные сто граммов и закусывал, Горбунов иБиденко повели мальчика в баню.

Хотя банька эта была устроена в маленьком немецком блиндажеи состояла из печки, сделанной из железной бочки, и казана, сделанного тоже изжелезной бочки, так что горячая вода немного попахивала бензином, но для Вани,не мывшегося уже три года, эта банька показалась раем.

Оба дружка — Горбунов и Биденко — знали толк в банях. Онисами любили париться, да и других любили хорошенько попарить.

Они вымыли мальчика на славу.

Для такого случая Горбунов не пожалел куска душистого мыла,которое уже два года лежало у него на дне вещевого мешка, ожидая своего часа. АБиденко добыл у земляков из батальона капитана Ахунбаева рогожи и нащипал изнеё отличной мочалы.

Что касается берёзовых веников, то, к немалому изумлениюВани, они тоже нашлись у запасливого Горбунова.

В бане горел фонарь «летучая мышь».

В жарком, туманном воздухе, насыщенном крепким духомраспаренного берёзового листа, оба разведчика двигались вокруг мальчиканаклоняя головы, чтобы не стукнуться о бревенчатый потолок.

Их богатырские тени, как балки, пробивали туман.

В какие-нибудь полчаса они так лихо обработали Ваню, что онвесь был совершенно чистый, ярко-красный и, казалось, светился насквозь, какраскалённая железная печка.

Но, конечно, добиться этого было не так-то легко. Биденко иГорбунов употребили все свои богатырские силы, для того чтобы смыть с мальчикатрёхлетнюю грязь. Они по очереди тёрли ему спину рогожной мочалой, онипокрывали его тело душистой мыльной пеной, они обливали его горячей водой изгромадной консервной банки, они клали его на скользкую лавку и шлёпали его вдва веника, очень напоминая при этом кустарную деревянную игрушку «мужик имедведь», причём в особенности напоминал медведя голый Горбунов, весь как быгрубо сработанный долотом из липы.

В пяти водах пришлось мыть Ваню, и после каждой воды егоснова мылили.

Первая вода потекла с него до того чёрная, что дажепоказалась синей, как чернила. Вторая вода была просто чёрная. Третья вода быласерая. Четвёртая — нежно-голубая. И лишь пятая вода, перламутровая, потекла почистому телу, сияющему, как раковина.

— Ну, брат, намучились с тобой, сил нет, — сказал Горбунов,вытирая с лица пот. — Тебя, знаешь, брат, надо было скрести не мочалой, а,скорее всего, наждачной бумагой.

— Или даже рашпилем, — добавил Биденко, с удовольствиемразглядывая хотя и худую, но стройную, крепкую фигурку пастушка с прямыми,сильными ногами и по-детски острыми ключицами.

Особенно же умилили разведчиков Ванины лопатки, выступающиена чистенькой спине, как топорики.

Ваня вытерся собственным новым полотенцем и надел впредбаннике собственное бельё: рубаху и подштанники с оловянными пуговицами.

И вот наступила великая минута. Ваня наконец надел на себяобмундирование. Он надел шерстяную гимнастёрку с воротником, аккуратно подшитымбелым полотняным подворотничком. Ваня почувствовал на своих плечах твёрдыекартонки погон и шнурочки, которыми эти погоны были привязаны к гимнастёркесквозь специальные дырочки.

Почувствовав погоны, мальчик вместе с тем почувствовалгордое сознание, что с этой минуты он уже не простой мальчик, а солдат КраснойАрмии.

Он стоял с мокрой чёлочкой, босиком на полу предбанника,устланного можжевельником. Он смотрел, подняв глаза на своих воспитателей, какбы спрашивая: «Ну как? Правильно я обмундировываюсь?»

Но они молчали, внимательно наблюдая, как он одевается.

Продолжая искоса поглядывать на великанов, Ваня чистенькими,белыми, сморщенными от воды пальцами стал застёгивать толстый воротник и тесныерукава.

С непривычки это было довольно трудно. Крепко пришитыемедные пуговицы со звёздочками с трудом пролезали в тесные петельки. Петелькито и дело выскальзывали из пальцев. Но мальчик, упрямо сжав губы, всё-такинаконец справился с ними.

Теперь его запястья были тесно и прочно схвачены рукавами.Застёгнутый воротник плотно облегал шею, делая её твёрдой, прямой.

Оставалось только надеть пояс и обуться.

Мальчик был в затруднении. Он не знал, что «положено»:надевать сначала пояс или сапоги? Он вопросительно посмотрел на Биденко иГорбунова. Они молчали. Немного подумав, Ваня взялся за сапоги.

— Правильно, — сказал Биденко.

Ваня натянул белые нитяные носки и нерешительно взялпортянки. Он никогда ещё не надевал портянок. Он не знал, как с ними надообращаться.

Горбунов легонько толкнул локтем Биденко. Ваня сердитонахмурился и покраснел. Он быстро намотал на ногу портянку. Горбунов и Биденкомолчали. Ваня взял сапог и сунул в него обмотанную ногу, но она застряла вголенище. Ваня стал тянуть её назад и с трудом вытащил.