Книги Судей - Эдвард Фредерик Бенсон

чем он ответил, комната озарилась светом, и одновременно разразился гром. Сети облаков прорвались, и начался сильнейший ливень. Я сделал шаг к окну, чтобы закрыть его, и, посмотрев с высоты второго этажа в темную непроглядную ночь, увидел свет фонаря в дальнем конце сада и фигуру мужчины, наклоняющегося и снова выпрямляющегося, усердно делающего свое дело…

Ливень продолжался, я вернулся в кровать, иногда я немного задремывал, но и в дремоте, и в бодрствовании мое сознание терзал один вопрос: почему посреди грозы горел свет и неведомая фигура занималась своим делом, поднимаясь и опускаясь. В этой дьявольской работе в саду была некая поспешность и срочность, заставлявшая неизвестного позабыть о дожде.

Внезапно я очнулся от беспокойной дремоты и почувствовал, как кожа на черепе сжимается от невыносимого ужаса. Хью, очевидно, снова зажег свечу, потому что свет лился через открытую дверь между нашими комнатами. Потом раздался щелчок поворачиваемой ручки, и другая дверь, та, что вела в коридор, медленно открылась. Я сел в кровати, сфокусировав взгляд, и в двери появилась фигура Уэджа. Он нес фонарь, его руки были черными от грязи. И от этого зрелища я потерял контроль над собой.

– Хью! – закричал я. – Хью! Он здесь.

Хью быстро вошел, и на секунду я перевел взгляд на него.

– У двери! – закричал я.

Но призрак исчез. Но дверь была открыта, и на полу лежали куски грязи и размокшей глины…

* * *

Развязка не заставила себя ждать. Там, где мы видели копающуюся в саду фигуру, росли кусты лаванды. Мы выкопали их, и на глубине трех футов нашли останки женского тела. Череп был пробит сильным ударом; фрагментов одежды и искривления одной ступни было достаточно, чтобы установить личность умершей.

Ныне кости миссис Уэдж лежат на церковном погосте рядом с могилой ее мужа и убийцы.

Запертая комната

Хью Листер и его жена приехали из Лондона на похороны дяди, странного старого отшельника, который последний год жил в полном уединении. Перед домом в георгианском стиле, который после смерти владельца отошел племяннику, был разбит сад, скрытый от посторонних глаз высокими стенами. Изначально, насколько помнил Хью, дом был куплен его дядюшками – двумя холостыми братьями, которые несколько лет и проживали там вместе. Но он почти ничего не знал о них, хотя и припоминал, что виделся с ними в детстве. Они ночевали в доме его матери в городе по пути за границу, куда ежегодно ездили отдыхать: мрачные, странные мужчины, очень похожие; они ссорились из-за цен на билеты и, казалось, на дух не переносили друг друга. Вероятно, они жили вместе оттого, что совместное хозяйство дешевле двух отдельных домов, к тому же они отличались сильным сходством вкусов: любили деньги и не любили других людей…

После похорон отрывочные воспоминания Хью существенно дополнил мистер Ходжкин, адвокат его умершего дяди; тогда мой друг гораздо больше узнал о своих родственниках. Они совершенно не интересовались обитателями маленького городка Тренторп: гости никогда не переступали их порог, как и братья никогда не бывали в домах своих соседей. Их очень редко видели вне дома и сада, а домашнюю работу у них выполняла женщина, которая приходила каждое утро на несколько часов, чтобы заправить постели, приготовить завтрак и обед. Она была занята на кухне, когда братья спускались, и иногда она по несколько дней кряду не встречала их. Кроме нее, единственным человеком, который последние четыре или пять лет имел доступ в дом, был мужчина, отвечавший за печь на заднем дворе; от печи нагревались радиаторы в комнатах и коридорах. Каждый день он приходил по утрам и сверялся с термометром, который висел в темном углу на стене; если прибор показывал меньше шестидесяти градусов по Фаренгейту[20], следовало зажечь печь и подкладывать топливо дважды в день до десяти вечера, чтобы сохранить тепло до утра.

Окна в этом жилище отшельников никогда не открывали и очень редко мыли; еда была самой скромной; сильно натопленный дом и полное уединение – вот и все, чего хотели братья от жизни. Мужчина и женщина, которые заботились об их нуждах, каждую неделю получали заработную плату у мистера Ходжкина, адвокат также оплачивал счета и налоги за дом. Но эта жалкая бережливость и ограниченность объяснялись отнюдь не недостатком средств, потому что у каждого из братьев был доход в пять или шесть сотен в год, из которого они не тратили и половины. Остальное просто накапливалось в банке, так как они не делали никаких инвестиций. Одного из них время от времени видели ранним утром, в час прилива, прогуливающимся по берегу реки, что текла под холмом, на котором стоял Тренторп, и впадала в море в миле или двух отсюда. Мужчина возвращался в дом до девяти утра и после этого больше не появлялся.

Почти все эти сведения были совершенно новыми для Хью и Вайолет, а потом мистер Ходжкин рассказал о событии, о котором слышали прежде, но не знали деталей.

– Такой образ жизни, мистер Листер, – сказал он, – ваши дядюшки вели до прошлого года, когда обнаружилось таинственное исчезновение младшего из них, мистера Генри. Однажды утром я только спустился и начал свой завтрак, когда объявили о приходе мистера Роберта, на похоронах которого мы все только что присутствовали. Как выяснилось, мистер Роберт обнаружил парадную дверь дома широко распахнутой, хотя она, как вы сами увидите, когда мы туда придем, защищена множеством запоров, замков и цепочек. Дверь не выбили снаружи – все запоры были открыты. Мистер Роберт позвал брата, но не получил ответа и, поднявшись в его комнату, обнаружил, что она пуста. Кровать была смята, туалетные принадлежности – использованы, но ни в доме, ни в саду мистера Генри не было. Наиболее вероятным казалось, что он ушел, оставив дверь открытой, но это было бы так необычно, что мистер Роберт тут же пришел ко мне, чтобы рассказать об этом. Все это показалось мне странным, и я позвонил в полицейский участок. Были проведены розыски и расспросы, и в течение часа на берегу реки, где мистер Генри иногда гулял, было найдено кепи, которое, по словам мистера Роберта, принадлежало его брату. На следующий день в час отлива на песчаной отмели в миле отсюда обнаружили его трость. Прилив – а это был один из больших весенних приливов – начался примерно в пять часов утра, и если предположить, что мистер Генри ушел из дома вскоре после этого, становится понятным, почему осмотр реки оказался безрезультатным.