Никто об этом не узнает - Рита Навьер

Послушать Рената — и впрямь все звучало просто и логично, вот только отчего-то все равно на душе было тошно до невозможности.

В детстве Алена частенько засиживалась допоздна у подруг — не хотелось возвращаться домой, в нетопленую, грязную избу, где бутылки из-под самогона катались по полу, где бычки дешевых папирос можно было обнаружить в каком угодно месте — в кровати, в мойке, в чайнике, где трухлявые стены навсегда впитали мерзкую вонь. Не дом, а клоака.

Сейчас у Алены появилось все, о чем она и мечтать никогда не смела: красивая одежда, уютная комната, вкусная еда, компьютер, книги, сотовый. Папа ей даже деньги дает «на всякий случай», хоть она и отказывается. Но почему-то именно теперь она чувствовала себя в аду. Там, в деревне, у нее были милосердные соседи, добрые учителя, друзья, много друзей. В нее даже мальчишки влюблялись.

А теперь она — изгой. Да, есть папа, но он не рядом. Его и дома-то почти никогда не бывает. А рядом те, кто ненавидит ее ни за что, презирает, оскорбляет и унижает. Они смотрят на нее так, будто нет ничего гаже, будто она грязная, уродливая, заразная. Постоянно: смешки — вслед, обидные слова — в спину, пошлости — в лицо. Это невыносимо! От этого хочется кричать, бить стекла, посуду… И их бить тоже хочется. Но нельзя. Отцу в преддверии выборов любой скандал может навредить.

Однако, как бы сильно Алена ни страдала от всеобщего издевательского отношения, больнее всего оказалось то, как повел себя с ней Максим. До сих пор, стоило только вспомнить, наворачивались слезы, а в груди все болезненно сдавливало. Как он так мог: сначала заставил поверить, что она ему нравится, а потом плюнуть в нее, еще и при них? Образно, конечно. А ведь говорил, что в школе ее больше никто не обидит…

Значит, он или тогда притворялся, когда смеялся с ней, водил в парк, в кафе, когда смотрел, когда целовал… Или он попросту стыдится ее перед своими одноклассниками, этими бездушными мажорами, родившимися, как говорил ее приятель из детдома Юрка Чусов, с золотой ложкой в заднице.

Раньше Алене казалось, что Максим не такой. Что он какой угодно, но не подлый, что он искренний, что у него нет стадного чувства. А получается, есть… «Если так, — всхлипнула Алена, — если он снова подойдет к ней, если заговорит по-хорошему, она в долгу не останется. Она припомнит ему это его „Да пошла ты!“».

Она всхлипнула, оказывается, вслух, забыв, что едет домой не одна, что рядом сидит Артем.

— Что? День неудачный? — спросил он, скосив на нее взгляд. Вроде даже легкое сочувствие промелькнуло в глазах.

— Типа того, — кивнула она, торопливо утерев слезинки.

— А Макс где?

— Не знаю.

Куда после уроков делся Максим, она и правда не знала. Парни все как-то разом, едва прозвенел звонок с последнего урока, торопливо похватали сумки и ушли. Девчонки между собой потом переговаривались: «Может, тоже сходим? Посмотрим?» Но куда сходить они хотели, на что посмотреть — Алена не поняла. Да и Кристина, заметив, что она прислушивается, грубо прикрикнула:

— А ты чего уши развесила, деревенщина? Или вас в вашем колхозе не учили, что подслушивать чужие разговоры нельзя?

Алена быстро взяла сумку и молча вышла из аудитории. Высказать бы этим жеманным выдергай все, что она о них думает! Но ведь не поймут. Да и красноречие не ее конек. И потом, их много, а она одна, и они такие жестокие, изобретательные и мстительные. А у нее и от того случая с пирожным до сих пор все внутри содрогается. Нет уж, еще раз такого унижения она не вынесет. Так что лучше уж на рожон не лезть. Во всяком случае, пока отец не переведет ее в другую школу. А пока придется терпеть.

За обедом Жанна Валерьевна выспрашивала у Алены, как Максим, что делал в школе, как себя вел. Что вот она должна была ответить? Что он оскорбил ее во всеуслышание? Мачеха не папа, ей явно нет никакого дела до душевных переживаний Алены. Поэтому она лишь коротко ответила, что с ним все в порядке и вел он себя нормально.

— Ну слава богу, — вздохнула Жанна Валерьевна, даже взглянула на нее не так холодно, как обычно. — А то я уж бояться начала, что с ним что-то не то — уже два дня подряд остается у Мансуровых.

— Сегодня он снова не придет?.. — Вопрос вылетел у Алены как-то сам собой. Она осеклась и смутилась. Но мачеха ничего не заметила.

— Да, — рассеянно ответила она. — И чем они там только занимаются?..

— Ясно чем, — хмыкнул Артем, — пьют, курят и девок…

— Артем! — возмутилась Жанна Валерьевна. — Как ты можешь так говорить, еще и за столом?!

— Прости, мама. — Артем опустил глаза. Помолчав, начал говорить о чем-то отстраненном, а у Алены так и звенели в ушах его слова. Девки… В груди вновь болезненно заныло. И хотя пыталась себя урезонить: ну с чего ей так расстраиваться? Ведь он ничего ей не обещал. И с другой она его видела, и папа вчера за ужином говорил, что Максим водил к себе всяких… Но все равно обида и горечь жгли так, что каждый вдох давался с трудом. Наверное, потому, что все то было раньше, до их поцелуя, а это происходит сейчас.

После обеда Алена убежала к себе. Ей казалось, что всем видно, как она страдает. Что они, если посмотрят внимательнее, запросто догадаются, что у нее в душе, а это будет ужасно. Это будет позор немыслимый! Если уж она сама стыдилась своих чувств, то что скажут они?

Вышла в Сеть — от девчонок из детдома посыпались сообщения. Они сгорали от любопытства, как ей живется во дворце. Про Максима, конечно же, спрашивали. Поначалу Алена привирала немного — ну не писать же, как ей тут, мягко говоря, не рады. Отвечала обтекаемо, что все хорошо и все вокруг хорошие. Но сейчас сочинять не было ни сил, ни желания, и она просто закрыла мессенджер.

Пыталась читать книгу, но смысл слов не откладывался в голове, а строчки расплывались перед глазами. И слезы дурацкие катились и катились, падая на страницу. В конце концов Алена отложила книгу, обхватила колени и заплакала, не сдерживаясь. Говорят ведь, что со слезами уходит и боль, ну или хотя бы немного стихает. Однако вдоволь настрадаться ей не дали. Вскоре за ней заехала ассистентка отца. Велела быстро собираться к Лилии Генриховне.

Вот уж к старухе Алене сейчас совсем не хотелось! Но раз папа так распорядился…

Нина гоняла на маленьком и юрком «Ниссан Марч» жизнеутверждающе оранжевого цвета. И сама была под стать — яркой, бойкой, шустрой Дюймовочкой.

— А ты чего такая сегодня убитая? — сразу заметила она унылое настроение своей подопечной.

Алена попробовала увильнуть от неудобного разговора, но Нина вцепилась как клещ.

— Колись давай, я же вижу! Что случилось? Макс достает? Этот может.

Алена лишь качнула головой.

— А что тогда? Говори давай, мне Дмитрий Николаевич сказал, что я за тебя в ответе. Так что твои проблемы — мои проблемы.

Алена молчала. Их забота ее тронула, но как о таком скажешь?