Вавилон - Ребекка Ф. Куанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но цвета такие захватывающие, — сказала Виктория.
— Поля сражений и обнаженные груди. — Летти приложила тыльную сторону ладони ко лбу. — Слишком много для моих нервов.
— Так что ты сделала? — спросил Рами.
— Мы вернулись, когда на смене был другой доцент, и на этот раз притворились мужчинами. — Виктория углубила свой голос. — Извините, мы просто деревенские парни, приехавшие в гости к нашим кузинам, и нам нечего делать, когда они на занятиях...
Робин засмеялся.
— Неправда.
— Это сработало, — настаивала Виктория.
— Я тебе не верю.
— Нет, правда. — Виктория улыбнулась. Робин заметил, что у нее огромные и очень красивые глаза, похожие на лань. Ему нравилось слушать, как она говорит; в каждом предложении чувствовалось, что она извлекает смех изнутри него. — Они, наверное, подумали, что нам лет двенадцать, но все прошло как по маслу...
— Пока ты не разволновалась, — вклинилась Летти.
— Все шло хорошо, пока мы не прошли мимо доцента...
— Но потом она увидела Рембрандта, который ей понравился, и издала такой писк... — Летти издала щебечущий звук. Виктория толкнула ее в плечо, но та тоже засмеялась.
— «Извините, мисс...» — Виктория опустила подбородок, подражая неодобрительному доценту. — «Вы не должны быть здесь, я думаю, что вы повернули...»
— Так это были нервы, в конце концов...
Это было все, что требовалось. Лед растаял. В одно мгновение они все рассмеялись — возможно, немного сильнее, чем оправдывала шутка, но важно было то, что они вообще смеялись.
— Кто-нибудь еще узнал тебя? — спросил Рами.
— Нет, они все просто считают нас особенно стройными первокурсницами, — сказала Летти. — Хотя однажды кто-то крикнул Виктории, чтобы она сняла мантию.
— Он пытался стянуть ее с меня. — Виктория опустила взгляд на свои колени. — Летти пришлось отбиваться от него зонтиком.
— С нами случилось то же самое, — сказал Рами. — Какие-то пьяницы из Баллиола начали кричать на нас однажды ночью.
— Им не нравится темная кожа в их одежде, — сказала Виктория.
— Нет, — сказал Рами, — не нравится.
— Мне очень жаль, — сказала Виктория. — Они — я имею в виду, ты ушел нормально?
Робин бросил на Рами обеспокоенный взгляд, но глаза Рами все еще лучились весельем.
— О да. — Он обнял Робина за плечи. — Я был готов разбить несколько носов, но этот поступил благоразумно — начал бежать, словно за ним гнались адские гончие, и тогда я не смог ничего сделать, кроме как тоже побежать.
— Я не люблю конфликты, — сказал Робин, покраснев.
— О, нет, — сказал Рами. — Ты бы исчез в камнях, если бы мог.
— Ты мог бы остаться, — проворчал Робин. — Отбился бы от них в одиночку.
— Что, и оставить тебя в страшной темноте? — Рами усмехнулся. — В любом случае, ты выглядел абсурдно. Бежал так, будто у тебя лопнул мочевой пузырь, а ты не мог найти уборную.
И тут они снова засмеялись.
Вскоре стало очевидно, что ни одна тема не была запретной. Они могли говорить о чем угодно, делиться всеми неописуемыми унижениями, которые они испытывали, находясь в месте, где не должны были находиться, всем тем затаенным беспокойством, которое до сих пор держали в себе. Они рассказывали о себе все, потому что наконец нашли единственную группу людей, для которых их опыт не был таким уж уникальным или непонятным.
Затем они обменялись историями о своем образовании до Оксфорда. Вавилон, очевидно, всегда помазывал своих избранников в юном возрасте. Летти, уроженка южной части Брайтона, поражала друзей семьи своей потрясающей памятью с тех пор, как научилась говорить; один из таких друзей, знавший нескольких донов Оксфорда, нашел ей репетиторов и заставлял ее учить французский, немецкий, латынь и греческий до тех пор, пока она не стала достаточно взрослой для поступления в университет.
— Хотя я почти не попала туда. — Летти моргнула, ресницы бешено затрепетали. — Отец сказал, что никогда не будет платить за образование женщины, поэтому я благодарна за стипендию. Мне пришлось продать набор своих браслетов, чтобы оплатить проезд в автобусе.
Виктория, как Робин и Рами, приехала в Европу с опекуном.
— Париж, — уточнила она. — Он был французом, но у него были знакомые в институте, и он собирался написать им, когда я стану достаточно взрослой. Но потом он умер, и какое-то время я не была уверена, что смогу приехать. — Ее голос немного дрогнул. Она сделала глоток чая. — Но мне удалось связаться с ними, и они договорились о моем приезде, — туманно заключила она.
Робин подозревал, что это не вся история, но он тоже практиковался в искусстве скрывать боль, и не стал лезть не в свое дело.
Их всех объединяло одно — без Вавилона им некуда было податься в этой стране. Они были выбраны для привилегий, о которых даже не могли мечтать, финансировались влиятельными и богатыми людьми, чьи мотивы они не понимали до конца, и они прекрасно осознавали, что в любой момент могут их лишиться. Эта шаткость делала их одновременно смелыми и напуганными. У них были ключи от королевства; они не хотели их отдавать.
К тому времени, когда они допили чай, они уже почти полюбили друг друга — не совсем еще, потому что настоящая любовь требует времени и воспоминаний, но настолько близко к любви, насколько их могло привести первое впечатление. Еще не наступили дни, когда Рами с гордостью носил неряшливые вязаные шарфы Виктории, когда Робин узнал, как долго Рами любит заваривать свой чай, чтобы он был готов, когда тот неизбежно придет в «Баттери» поздно с урока арабского языка, или когда все они знали, что Летти вот-вот придет в класс с бумажным пакетом, полным лимонного печенья, потому что это было утро среды, а в пекарне Тейлора по средам продают лимонное печенье. Но в тот день они могли с уверенностью сказать, какими друзьями они станут, и любовь к этому видению была достаточно близка.
Позже, когда все пойдет наперекосяк и мир расколется пополам, Робин будет вспоминать этот день, этот час за этим столом и удивляться, почему они так быстро, так безоглядно захотели довериться друг другу. Почему они отказывались видеть бесчисленные способы причинить друг другу боль? Почему они не остановились, чтобы проанализировать свои различия в