Малиновский. Солдат Отчизны - Анатолий Тимофеевич Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вечно мой фронт на подхвате, за всех отдувается, — то ли всерьёз, то ли в шутку жалобно говорил штабникам Толбухин. — А мне хоть бы захудалую роту или с десяток танков кто подбросил.
Наступление на Никопольско-Криворожском направлении развернулось в точности по плану Малиновского. Ну и хлебнули же лиха наступающие армии в этой операции! Метель сменялась оттепелью, и тогда пехотинцы брели по непролазной грязи, которая как кандалами сковывала ноги; артиллеристы тащили пушки, навалившись на одну несколькими расчётами; в размокшей степи оставались, не желая подчиняться воле людей, танки, тракторы, тягачи. На дорогах, если их можно было назвать дорогами, часто встречался строй конников, которые правой рукой держали поводья, управляя лошадьми, а левой, как ребёнка, прижимали к себе пушечный или гаубичный снаряд. Оттепель переходила в дожди, и тогда становилось совсем худо: шинели, накидки, шапки насквозь пропитывались водой — хоть бери и выжимай, тело дубело от холода, в сапогах хлюпала жидкая вязкая грязь... И если бы не всепобеждающее стремление идти вперёд и вперёд, тоска и отчаяние охватили бы весь этот огромный, утонувший в туманах, в снежной круговерти и ливнях фронт.
Главный удар наносился силами всего фронта из района северо-восточнее Кривого Рога на Апостолово. За двое суток оборона немцев была прорвана, и 5 февраля армия Чуйкова овладела Апостоловым. Дотоле никому не известный городок Украины вдруг стал «героем дня». Он явился настоящим подарком для наших наступающих войск. Наступать прямиком, в лоб, на Никополь было безрассудно: этот город превратился в крепость, немцы обнесли его мощными оборонительными укреплениями. А бросок советских войск на Апостолово был для немцев грозным предостережением; теперь они попадали в капкан. Кроме того, перерезалась железная дорога, протянувшаяся вдоль берега Днепра и связывавшая марганцевые рудники с Кривым Рогом и Николаевом...
18
Если после ожесточённых сражений наступала долгожданная передышка, Малиновский вспоминал о доброй традиции: те, кто отличился в боях, должны быть награждены.
Так было и на этот раз. Над степью уже сгущались ранние сумерки, когда Малиновский велел собрать отличившихся солдат и офицеров в штабе, который разместился в просторной украинской хате.
Охрипший и невыспавшийся адъютант командующего зачитывал приказ о награждении, безуспешно пытаясь придать своему голосу как можно больше торжественности. Родион Яковлевич, вручая ордена и медали, крепко жал руки награждённым, произносил принятые в таком случае поздравления и напутственные слова.
Когда подошло время вручать ордена Красной Звезды, вслед за тремя награждёнными артиллеристами к Малиновскому подошла совсем ещё юная девушка. Генерала удивила и восхитила её изящная военная выправка, в которой прирождённая женственность неуловимо соединялась с фронтовой выучкой. Девушка подошла к командующему, вскинула узкую ладонь к пилотке и певучим голосом отрапортовала:
— Товарищ генерал, боец Кучеренко...
— Вольно! — Малиновский, поражённый чудесным явлением красоты, вдруг понял, что не может отвести взора от больших, сияющих карих глаз девушки, глядевшей на него. — Боец Кучеренко Раиса Яковлевна за мужество, проявленное в боях, и за представление в штаб полка важных разведданных о противнике награждается орденом Красной Звезды.
Родион Яковлевич ещё пристальнее вгляделся в девушку и, уловив в её лице украинские чёрточки, столь знаковые и милые, подумал: «Гарна, дуже гарна дивчина!»
— От имени Президиума Верховного Совета СССР вручаю вам, Раиса Яковлевна, орден Красной Звезды и поздравляю с высокой наградой Родины. Вы её заслужили! Желаю вам новых боевых успехов в боях с немецко-фашистскими захватчиками!
Малиновскому хотелось сказать и другие слова — о том, что именно такой он представляет подругу своей жизни, ту, которая будет рядом и в горе и в радости... Но он не мог сказать ей это сейчас, едва увидев, в присутствии хмурых, уставших, измотанных боями людей. Встретились — и это главное. Слова ещё будут сказаны, когда придёт время. А сейчас он может только поздравить её с наградой.
И ещё Малиновский подумал о том, что война — это проклятье, исчадие ада — ставит себя выше красоты и выше жизни. Вот эта девушка, Рая Кучеренко... Разве здесь должна быть она сейчас? Да ей, с её красотой и статью, впору войти в бальном платье в сияющий огнями зал, как Наташе Ростовой! Или на морском берегу слушать ласкающий шёпот волн! Или сидеть «в садке вишнёвом коло хаты» рядом с любимым человеком, с маленькой, такой же ясноглазой дочуркой на коленях! А Рая здесь, на фронте, в опасности, не так давно вышла из окружения... Для чего же человек выдумал эти треклятые войны, в круговорот которых вовлечены и дети, и старики, и такие вот ещё совсем молодые, пленительно красивые девушки?
— Служу Советскому Союзу! — услышал Малиновский прорвавшийся сквозь его мысли радостный голос Раи Кучеренко. Она, повернувшись кругом, отошла от него, уступая место следующему награждённому.
Родион Яковлевич посмотрел ей вслед: неужели уйдёт навсегда, сгинет в хаосе войны?..
После награждения начальник тыла фронта предложил, по русскому обычаю, принять фронтовые сто граммов — «обмыть награды».
Малиновский пригласил Раю Кучеренко сесть в центре стола, рядом с ним. Та присела, невероятно смущаясь.
После обычных в подобных случаях тостов Родион Яковлевич спросил у девушки:
— А я ведь о вас ничего не знаю. Только знаю, что вы отважная фронтовичка.
— Биография у меня обычная, товарищ командующий, — зарделась Рая. — Родилась в селе Богородичном, в крестьянской семье.
— В Богородичном? Это где ж такое?
— Около Славянска, на Донце. Может, слыхали?
— Слышал, конечно.
— Там я закончила железнодорожный техникум. А потом попала в Ленинград. Сестра моя там жила. А мне так захотелось учиться! Я и поехала. Поступила в библиотечный институт.
— Хороший институт, — заметил Малиновский. — Книги — это чудо, созданное человеком.
— Книги — моя вторая жизнь, — улыбнулась Рая. — Но разве вам интересно?
— Чудачка вы, Раиса Яковлевна. Вы ж мне только и сказали, что родились на свет. И в каком селе. А мне хотелось бы узнать о вас побольше.
— Побольше? Есть у меня сын. Был муж.
— И у меня есть сыновья... — кивнул Родион Яковлевич. — А почему вы сказали «был» муж?
— Потому что он погиб на Ленинградском фронте. Вечная ему память. Ленинградец, инженер-строитель. Отец его был архитектор: интеллигентный, умный человек. В первую блокадную зиму и он умер, и свекровь, и золовки... Сына в Сибирь увезли — всех маленьких из Ленинграда вывезли. А мать с сестрой —