Москва и Московия - Сергей Александрович Калашников

оборонять, да от калмык, да от ногаев. И казаки яицкие за тем же по Яику-реке обитают. Так что дам я тебе проводника, знающего и речь, и обычаи, да и грамотку воеводе отправлю. А только мастера своего пушечного ко мне пришли.

* * *

В комнату, где мы с Рисовальщицей поджидали визита, Пётр вошёл без стука и сразу обнял Лизу, нимало не стесняясь Софи.

– Здравствуй, душа моя!

– Петруша, будь сдержанней! Ты ведь царь! – попыталась вырваться фрейлина Уокер. – Вот что о тебе подумает профессор Корн?

– Ах, профессор! – повернулся к нам с Сонькой увлёкшийся юноша. – Здравствуй. Ты ведь не станешь порицать меня за приязнь к подруге твоей?

– Дело житейское, – махнул я нашей с Софи рукой. – Тебя женить-то ещё не собираются?

– Матушка настаивает, – вздохнул Пётр. – Хочет Дуньку Лопухину мне сосватать. То есть сосватала уже, а я упираюсь.

– Напрасно ты так, Петруша, – вклинилась Лиза. – Я наследников для престола российского рожать не собираюсь.

– А это кто? – Царь по-хозяйски огладил живот Рисовальщицы. Под его рукой стала заметна чуть наметившаяся выпуклость.

– Вырастет, выучится и сам решит, – отрезала фрейлина Уокер. – Или сама, если родится девочка. А ты сделаешь вид, будто совсем ни при чём, что это мне на бастионе ветерком надуло. Так что там тебе нужно по картам погадать?

– А то, что без собственного флота Очаков нам не удержать.

– Так без флота он и не надобен, – улыбнулась Софи. – Устье Днепра в наших руках, как и все переправы через эту реку. Крымчакам тут ходу нет. Разве что турки их своими кораблями перевезут в междуречье Днепра и Южного Буга. Так о том пусть у ляхов голова болит, там же их земли.

– А Азов что? Тоже не надобен? – возмутился юный государь.

– Азов – это путь на Кубань, на Терек и в Тамань. В места, где много тепла, почвы плодородны, а с гор текут не пересыхающие летом реки, – ответил я. – Воевать их, конечно, придётся не сразу. Но, возможно, если немного подождать, тамошние жители сами под руку Москвы запросятся. Очень уж воинственные соседи вокруг. Сразу и не скажешь, как карта ляжет. Понимаешь, Пётр Алексеевич, если в царстве твоём порядок и покой, то люди сами к тебе потянутся. А уж тогда ты назначишь условия, на которых примешь их под руку свою. Торговаться всяко выгодней, чем воевать.

Глава 15. Семейно-техническая

К началу ноября Софи уже была в Архангельске. Ей нынче шестнадцать, то есть пришла и для неё пора побеспокоиться о витье собственного семейного гнезда: нынче с этим не особо сильно тянут. А шхуна «Энтони», где служит её избранник, ожидается именно в этом порту. Пока же вовсю строится «дом» – двенадцатитонная тупоносая баржа оборудуется для комфортного проживания ограниченного контингента. То есть маленького экипажа – из одной молодой семьи.

Одновременно с этим ещё одна точно такая же баржа готовится для перевозки подразделения охранников примерно из двух десятков человек. И, наконец, третья баржа приспосабливается для технического обеспечения дальнего похода по малоизученным местам: лебёдки, тележки, канаты – всё, что может понадобиться на необорудованном волоке.

Помещения для экипажа на всех трёх судах тоже просторней, чем на обычных транспортных посудинах, и прикрыты деревянной «бронёй». Не несущей, к сожалению. Да и не особенно прочной: четыре дюйма лиственницы не удержат даже трёхфунтового ядра. Но от пуль или картечи спасают. Как ни крути, пришла пора задуматься о создании речных кораблей, способных за себя постоять. Ведь поморы строят свои судёнышки из лиственницы. Впрочем, они и из сосны строят. Но лиственница лучше держит удар.

* * *

– Профессор! У меня есть кое-что новенькое, – подошёл ко мне наш мастер-пушкарь. – Я измерял скорость вылета ядра в зависимости от размера порохового заряда и наткнулся на одну странность. Начиная с некоторого соотношения масс снаряда и пороха эта скорость совершенно перестаёт возрастать. Хоть пороху добавь, хоть ядро легче сделай.

– А длину ствола ты менять не пробовал?

– Пробовал. Та же история, только чуть по-другому. Длиннее трёх метров ствол не нужен. В том смысле, что его удлинение к росту скорости снаряда не приводит. Хотя на малых калибрах и эти три метра лишние. Трёхдюймовке и полутора метров достаточно, а шестидюймовке – три в самый раз.

– Меньшие калибры пробовал?

– Конечно. Но тут не всё так однозначно. То есть тенденция прослеживается, но не столь явная. Двухдюймовке нужен ствол длиной метр сорок, а дюймовке – метр двадцать. Ну, приблизительно. Это если ядро хорошо подобрано по диаметру и пыж прилажен аккуратно.

– Чего это ты вдруг к сферическим снарядам вернулся? Ведь у тебя готов и опробован отличный набор хвостатых выстрелов с разными начинками. С картузами станиолевыми, с поясками уплотнительными.

– Что получается делать для своего учителя и его близких, того на всю Россию не наделаешь, – вздохнул наш Леонардо. – Мне ведь передали, что царевна желает видеть меня в числе работников её пушечного производства. Ну, я и подготовился немного, чтобы быть в теме по тутошним возможностям.

– А откуда взял столько орудий разных калибров? Не делал же ты их все без исключения!

– У дедушки Кристобаля на Ямайке в его гасиенде «Фили» чего только нет. Даже кулеврины времён разгрома Непобедимой армады.

– Ты им что, стволы отпиливал дюйм за дюймом? – удивился я.

– Нет. Заднюю часть ствола заглушал. А заряд воспламенял фитилём.

Вот и выяснилось, что наш пушечных дел мастер набрался опыта и даже провёл серьёзное исследование в интересующей его области. Исследование, результат которого оказался для меня неожиданным. Да я бы никогда не задумался ни о чём подобном! Как ни крути, недавние дети превратились в весьма знающих и вдумчивых специалистов.

– Тогда собирайся на Москву. Найди там на Кукуе нашу Рисовальщицу, она тебя царевне и представит. А мне покажи последние свои придумки. Знаю, что ты даром времени не терял.

– Двенадцатифунтовку на флейте мистера Корна тебе лучше самой увидеть, профессор. А я тут подумал об орудии, способном наилучшим образом защитить как раз самые популярные здесь плоскодонки. Пройдем на стрельбище?

– Пройдём.

Пушка, которую продемонстрировал Пушкарь, более всего походила на ружьё-переломку, только ствол её был установлен на вертлюге, а вместо приклада наличествовала рукоять. Нажатием на рычаг она вместе с казёнником откидывалась вниз, освобождая задний срез канала ствола, куда прямо на моих глазах был вставлен картонный цилиндр, увенчанный впереди полусферическим окончанием свинцового ядрышка диаметром ровнёхонько в один дюйм – два с половиной сантиметра. Сзади присутствовал стальной колпачок-затычка, в котором виднелся капсюль от наших револьверов.

Ствол закрыт, прицеливание,