Имперская жена - Лика Семенова

казалось вдвойне серьезнее. О том, что Император может легко забрать собственное обещание, я даже не думал. Но отец снова мыслил на несколько шагов вперед и просчитывал возможные риски.

Он лукаво улыбнулся, видя мое замешательство:

— А после… Возможно, было бы лучше, чтобы после эта девица совсем исчезла. Поэтому я бы не приветствовал, чтобы ты привязался к ней. Высокий дом будет объявлен, ты по праву займешь место в Совете Высокородных. И тогда та же Ирия составит тебе более достойную партию. Так мы заткнем Мателлина, но он не будет иметь на свою дочь никакого влияния. Если, разумеется, ты не дашь маху. Нужно использовать то, что само идет в руки. Мне кажется, это прекрасное решение.

Отец поднялся, забрал с танцующего стола коробку с конфетами и направился к дверям. А меня накрыло странное колкое ощущение, которому я не мог дать четкого определения. Холодящее беспокойство, которое поселили в груди последние слова отца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28

Я не спала этой ночью. Будто пыталась украсть время, которое утекало, как вода. Капля за каплей, минута за минутой, секунда за секундой. Я лежала в темноте, смотрела в окно, на четыре луны, зависшие ровной линией прямо посередине. Будто нарочно. Равнолуние. Считается, что оно плохо влияет. Пробуждает дурные мысли, дурные чувства. Равнолуние — скверный знак.

Все, о чем я думала последние дни, отошло на второй план. Адресный чип я спрятала в вещах — не позволила Индат избавиться от него. Что-то мне подсказывало, что при случае он может послужить доказательством. Чего именно — я не слишком понимала. Но так казалось надежнее. Теперь все мысли были лишь о том, что сегодня все свершится. И мне никуда не деться.

Небо за окном тронул рассвет, и оно стало нежно-чернильным, как его глаза. От этой параллели сердце заколотилось так, что отдавалось в ушах. Но передо мной будто стояла стеклянная перегородка. Прозрачная, но прочная. Казалось, все, что происходило за ней, меня не касалось. И сама я, бодрствуя, будто находилась во власти какого-то сонного дурмана.

Луны блекли. Небо сначала сделалось почти белым, а потом стало наливаться голубизной. И я увидела, как разлапистых листьев бондисана коснулись косые солнечные лучи. Представила, как они теплом ласкают кожу, представила легкий ветер, шелест крон, журчание воды в маленьком фонтане…

Вария все испортила, будто силком вырвала меня из разлившегося блаженства. Она вошла со знакомым дверным писком, следом семенили две ее рабыни.

— Прошу прощения, госпожа, но нужно вставать. В вашем распоряжении всего пять часов.

Как же мне хотелось что-нибудь бросить в нее! Будто, если она заткнется, я буду избавлена от этой необходимости. Но Вария лишь выполняла свою работу…

Я старалась не думать ни о чем, отстраниться. Просто терпела, как меня мыли, причесывали, наряжали, словно куклу. Лишь смотрела на часы и ужасалась скорости течения времени. Даже в зеркало в конечном итоге я смотрела будто не на себя. Видела кого-то другого, чужого, бутафорского. Не радовали драгоценности, не радовало изумительное платье с тугим корсажем, будто сотканное из нежно-зеленых кристаллов. Под цвет моих глаз. А я едва не плакала: отдала бы полжизни за то, чтобы хоть на короткий миг здесь сейчас оказалась мама. Обняла и сказала, что все будет хорошо.

Когда на пороге вновь показалась Вария, я похолодела — она была не одна. Управляющая согнулась в поклоне, впуская в комнату закутанную в вуаль высокую фигуру. Тут же велела рабыням выйти. Пришлось выйти и Индат.

Незнакомка дождалась, пока закроется дверь. Какое-то время она стояла недвижимо, видно, рассматривала меня. Но уже по одному только росту я понимала, что передо мной высокородная. Я, наконец, поклонилась. Достаточно почтительно, как мне казалось.

Наконец, она сняла вуаль и положила на спинку кресла. Теперь мне казалось, я поклонилась недостаточно низко. Возможно, я видела перед собой саму императрицу. По крайней мере, она была достойна ею оказаться. Имперка была в нежно-желтом — любимый мамин цвет. И уже одно только это обманчиво располагало. Необыкновенно красивое тонкое лицо, по которому совершенно невозможно было вычислить возраст. Стройная фигура. Но мне почему-то казалось, что она намного старше мамы. А волосы… я никогда не видела таких волос — ее высокая прическа, украшенная драгоценными камнями, будто горела пожаром. Но когда я взглянула в глаза под бахромой длинных темных ресниц, поняла, что эта женщина, вероятнее всего, из дома де Во. Я уже видела такие глаза.

Я поймала себя на том, что неприлично разглядываю ее, и опустила голову.

Кажется, она улыбнулась:

— Не тушуйтесь, моя дорогая. В вашем взгляде нет ничего оскорбительного.

Я несколько мгновений так и стояла, замерев, наконец, осмелилась поднять глаза:

— Простите, если я оказалась неучтива.

Мне почему-то было очень важно, что она может сказать обо мне. Хотелось произвести на эту незнакомую имперку приятное впечатление. Сама не знала, почему.

Она внимательно оглядывала меня, подошла, что-то едва заметно подправила в прическе:

— Кажется, вас зовут Сейя?

Я кивнула.

— Вы настоящая красавица.

Я снова опустила голову и чувствовала, что краснею. Было очень волнительно слышать такое от этой женщины.

Она вновь что-то внимательно поправила на моем плече, и я утонула в облаке тонких духов:

— Меня зовут Эмма де Во. Я супруга императорского советника. Здесь нет вашей матери, поэтому я ненадолго возьму на себя эту обязанность и постараюсь хотя бы отчасти заменить ее. Хотя, конечно, это невозможно. Никто не заменит мать.

Я поклонилась:

— Благодарю, ваше сиятельство.

Она снова улыбнулась, и я заметила лучики морщин в уголках ее глаз:

— Мой муж утверждал, что вы совершенно невоспитанны. И я очень рада видеть, что мужчины в очередной раз все преувеличили. Я вижу перед собой чудесное испуганное дитя.

Я не понимала, что она сделала со мной, но слезы из моих глаз полились рекой. Я непозволительно всхлипывала и закрыла лицо ладонями. Меня шпарило кипятком и трясло. Я рыдала и горела от стыда, что не сдержалась. Но внутри будто что-то щелкнуло в ее присутствии. Может, это тоска по маме, которую госпожа де Во мне чем-то неуловимо напоминала. Они совсем не были похожи, но внутри отзывалось что-то не поддающееся объяснению. А, может, я увидела крупицы человечности. Участливый взгляд и доброе слово.

Она усадила меня на кровать и поглаживала по спине:

— Не нужно стесняться настоящих слез, но сейчас не время, моя дорогая. Вы испортите лицо. — Она откуда-то достала тонкий платок и промокала