Искатель приключений - Ксавье Монтепен

В ту минуту, когда жених, невеста и свидетели вошли в капеллу, мнимый аббат, стоя на коленях в позе притворного благочестия, как будто набожно молился. При звуке шагов он тихо приподнялся с колен и обернулся. Рауль с трудом узнал своего друга. В самом деле, маркиз замаскировался с искусством опытного актера. Мы сказали, что ему было сорок лет и что лицо его было свежо и румяно; но он успел придать себе наружность шестидесятилетнего старика. Несколько серебристых локонов, выбиваясь из-под черной бархатной скуфьи, придавали его лицу выражение патриархального умиления. Синеватые круги, искусно сделанные под глазами, и несколько морщин, кстати проведенных, довершили это превращение. Де Тианж был в одежде капеллана. Он обратился к Раулю и Жанне с наставительной речью, запечатленной самой строгой моралью. Справедливое негодование не позволяет нам привести здесь эту речь. Наконец маркиз начал венчальный обряд.

Раулю сделалось страшно во время совершения чудовищного святотатства, в котором он сам участвовал. Каждую минуту ему казалось, что гнев Божий наконец пробудится и разгромит нечестивцев, осквернявших таким образом освященный алтарь. Раз десять он готов был закричать своему сообщнику: «Остановись!»

Но обряд совершился до конца, и вскоре Рауль сам смеялся над своим невольным ужасом.

Сладостные слезы текли из больших глаз Жанны. Мрачный и почти адский огонь сверкал в глазах Рауля. Святотатство совершилось. Бедная жертва попала в гнусные сети, о которых даже и не подозревала.

Мы не будем говорить здесь о первых днях союза Рауля и Жанны. Нам известно, что девушка твердо верила в святость своего брака и предавалась с наслаждением и без всяких подозрений нежному упоению медового месяца. Рауль, страстно влюбленный в ту, которую обманул таким гнусным образом, как будто хотел вознаградить ее настоящим счастьем за все горести, которые приготовлял ей в будущем. Он казался лучшим из мужей и едва ли расставался со своей молодой женой на час или два в сутки. Словом, Жанна, вступив на путь супружеской жизни, столь часто тернистый, ступала словно по розам.

Рауль окончательно поместил свою молодую супругу в той квартире, которую мы уже описывали и которая имела два выхода: один в Комнату Магов в гостинице, а другой на соседнюю улицу. Рауль как будто осудил себя с женою на совершенное уединение. Изредка по вечерам ездил он с Жанной кататься в карете или заключался вместе с нею в самую мрачную из закрытых оперных лож. Молодая женщина выразила некоторое удивление при таком уединении и таинственности, которыми Рауль окружал свое жилище и свои поступки, но Рауль отвечал ей, что он вынужден принимать на время меры предосторожности, потому что неблагоразумно скомпрометировал себя в одной политической интриге и знал наверно, что Бастилия раскроется для него, если он не переждет некоторое время. Впрочем, прибавил он, есть надежда, что он скоро будет прощен.

Жанна не настаивала: Рауль, которого она любила выше всего на свете, был всегда с нею. Чего же более могла желать она?.. Прислуга ее состояла только из Онорины и Жака, который за свою привязанность и преданность к господину был удостоен Раулем неограниченного доверия и возведен в достоинство метрдотеля мадам де ла Транблэ. А великолепная карета и рослые лакеи, как мы уже сказали, служили только для ночных прогулок и вечеров, проводимых в опере.

Такое положение вещей не могло долго продолжаться; когда-то должны были совершиться весьма важные изменения. Рауль не совершенно зависел от одного себя; он не имел права располагать своей жизнью по своей воле; на нем лежали весьма важные обязанности, о которых он позабыл только на время, наслаждаясь радостями медового месяца.

Скоро до него дошли дурные известия. Во-первых, виконт д'Обиньи не умер от раны, а, напротив, выздоравливал и беспрестанно возобновлял страшные клятвы отомстить тому, кто ранил его. К счастью для кавалера, имя его было неизвестно виконту; но эта неизвестность не могла долго продолжаться; очевидно, как только больной будет в состоянии встать с постели, он тотчас найдет возможность узнать имя его ночного противника. С другой стороны говорили, что регент страшно рассердился и обещал строго наказать того, кто имел неслыханную дерзость напасть на человека, принадлежащего к его свите. Наконец хуже всего, Антония Верди, прекрасная итальянка, искусная чародейка, являлась опять в Пале-Рояль и производила там вторично свои заклинания. После этого милость к ней регента дошла до огромных размеров.

Все это было вовсе не успокоительно. Рауль сказал себе, что надо уничтожить зло, не теряя ни минуты и всеми возможными средствами. Для этого необходимо было возвратить прежнее неограниченное влияние над умом регента до совершенного выздоровления виконта д'Обиньи. Необходимо было также разрушить до основания начинающееся влияние итальянки или, по крайней мере, сделать из нее друга и союзника. Рауль не скрывал от себя, что давно бы уже ему следовало достигнуть этой двоякой цели, но, подобно Ганнибалу в Капуе, он позволял себе предаваться неге и наслаждениям.

Следовало возвратить потерянное время. Рауль тотчас принялся за дело. Он порылся в шкафах, стоявших в Комнате Магов, и нашел костюм, который должен был придать ему наружность молодого купеческого приказчика, очень заботящегося о своей особе. Этот костюм состоял из коричневого суконного кафтана, оливкового жилета, серых панталон, белых чулок со стрелками, небольшого парика, почти без пудры, пуховой черной шляпы с широкими полями и лакированных башмаков с большими посеребренными пряжками.

Переодевшись таким образом, Рауль пошел в известный в то время кабак знаменитого Ранпонно. В обширные залы этого заведения посетители стекались толпами. Французские гвардейцы с раскрасневшимися лицами и гордо завитыми усами, купеческие приказчики и мещане усердно потягивали там аржантейльское винцо.

Рауль сел возле прилавка и велел подать себе рюмку ликера, потом обошел кругом всей залы, рассматривая лица всех посетителей, которые пели, пили и играли в карты или в кости. Без сомнения, он не встретил того, кого искал, потому что, заплатив за выпитую рюмку, тотчас оставил Ранпонно и отправился в другой кабак, славившийся своей дурной репутацией, потому что почти все его посетители были на заметке у полиции. На вывеске этого кабака красовались большими буквами следующие слова: «Союз Марса и Венеры». Узкая и низкая дверь вела во внутренность заведения.

Рауль переступил за порог этой двери с очевидным отвращением. Действительно, место, в которое он входил, было отвратительно и наводило ужас, точно так же, как и его посетители. Тут не было, как у Ранпонно, румяных, добрых и веселых лиц и громкого смеха; не слышно было порывов веселости, если не всегда благопристойной, зато, по крайней мере, почти всегда честной. Тут встречались люди самой подозрительной наружности, физиономии мрачные и зверские; тут раздавались хриплые звуки какого-то странного, непонятного языка, пелись песни до того неблагопристойные, что, вслушавшись в них, стыдно было понять смысл. Это был не кабак, не таверна, а вертеп. Тут пили водку и курили, в подражание голландцам, белые глиняные трубки с длинными чубуками.