Повседневная жизнь итальянской мафии - Фабрицио Кальви

Среди тех «людей чести», кого Пино Греко безжалостно преследовал, был один, на которого он набросился с особой яростью, истребляя его близких, терзая и мучая друзей, чтобы узнать места, где тот скрывался. Это был Сальваторе Конторно, Лесной Кориолан, последний оставшийся в живых «человек чести» из близкого окружения Стефано Бонтате.

До той поры, как мы знаем, судьба вполне благоволила к Сальваторе Конторно. Но будет ли так всегда?

Несмотря на серьезную угрозу жизни, Сальваторе Конторно практически не изменил своих привычек. Что это было: недалекость? фатализм? Или, может быть, новая форма бравады, за которую ему и дали это экзотическое и одновременно насмешливое прозвище, Лесной Кориолан? После убийства главы его «семьи» и друга Стефано Бонтате и последовавших за ним других кровавых событий, о которых уже известно читателю, Сальваторе Конторно поставил перед собой задачу не поддаваться панике. Это было делом чести. Он продолжал жить с семьей, ничуть не таясь, хотя, помимо убийц, пущенных по его следу, за ним охотилась еще и палермская полиция, и его имя с некоторых пор постоянно фигурировало в широко распространяемых розыскных списках. Сальваторе Конторно только что был приговорен к двадцатишестилетнему тюремному заключению за организацию похищения одного промышленника на севере Италии, в самой богатой провинции Эмили.

Сальваторе Конторно знал, что из всех, кто его разыскивал, полицейских провести было проще всего: достаточно было только в определенные периоды не ночевать дома; когда в воздухе начинало пахнуть жареным, один из родственников всякий раз предоставлял ему убежище. Ради большей безопасности Конторно старался не слишком удаляться от своей территории (то есть от Бранкаччо), которая испокон веку находилась под контролем «людей чести». И если случалось так, что Сальваторе Конторно выходил за пределы этой территории, то только затем, чтобы оказаться в не менее дружественном месте, в тех зонах, которые контролировала «Коза ностра» и где у него не было иных врагов, кроме себе подобных.

Сальваторе Конторно, кажется, был убежден, что легко переиграет своих противников, если будет придерживаться следующих простых правил: не выходить из дому одному и никогда не ходить ни на какие встречи, даже с близкими друзьями. Что до остального, то он полагался на случай, и это, правду сказать, никогда его не подводило. По крайней мере так было прежде.

Конторно переживал избиение наиболее близких людей из своей «семьи» с завидным хладнокровием, и так продолжалось до вечера 25 июня 1981 года. На маленьком «фиате-127», принадлежавшем теще, таком простеньком, что его не смогла бы защитить никакая броня, Сальваторе Конторно выехал из квартала Бранкаччо, чтобы отправиться вверх, в горы, на высоту Палермо, в Чакулли, то есть на съедение волкам, во вражеский стан, чуть ли не в объятия человека, который столько сделал для того, чтобы Сальваторе Конторно и его близкие присоединились к навеки умолкнувшему большинству. Он ехал в царство Микеле Греко, Папы.

Сальваторе Конторно отправился в Чакулли не потому, что поддался на провокацию, и не потому, что был снедаем жаждой мести. В то время он только предполагал, какую роль сыграл Папа во всех этих кровавых разборках. Поездка его была вызвана совсем другими чувствами. Сальваторе Конторно выбрался из своего убежища, когда праздник еще не кончился. И направился вместе с женой Кармелой, сыном Антонио и его другом к своим престарелым родителям, которые и жили на улице Чакулли.

В молодости отец Сальваторе Конторно был членом мафии. До 1950 года Антонио Конторно входил в распущенную сегодня «семью» мафиози, которая контролировала часть территории Бранкаччо. После роспуска «семьи» по неустановленным причинам человек этот был «отстранен» от участия в деятельности мафии и с того самого времени и слышать не желал ни о каких «семьях», кроме его собственной, состоявшей из него самого, супруги и их отпрыска. И, кажется, Сальваторе Конторно действительно никогда не говорил со своим отцом о «Коза ностре», в которую сам вступил в 1975 году. По крайней мере он утверждает именно так.

Вступление в «Коза ностру» означало для него приобщение к диковинному миру, который никогда бы не открылся для него, если бы не судьба, приведшая его в ряды «людей чести».

И если уж Сальваторе Конторно получил возможность быстро войти в тесный круг «Коза ностры», то только благодаря дружбе и расположению к нему одного человека. Этим человеком был Стефано Бонтате, его шеф, который выказал к нему такое участие, что Сальваторе Конторно позволял себе прямиком обращаться к тому, не считаясь с мафиозной иерархией, которая существует между простыми «бойцами» и главой «семьи».

Одним из доказательств небезразличного отношения к нему Стефано Бонтате было то, что он лично председательствовал на церемонии посвящения Сальваторе Конторно, и его доброжелательность к своему «крестнику» крепла день ото дня. А потому их частенько видели вместе, когда они погожим утром отправлялись пострелять дичь в зеленых рощах в глубине острова, кажется, где-то около Фикуцци, в двух шагах от Корлеоне, или в окрестностях Каккамо, где один из их друзей владел маленькой мельницей, стоявшей неподалеку от казармы карабинеров.

Часто Стефано Бонтате и Сальваторе Конторно встречались только для того, чтобы вместе пообедать. Надо сказать, что в это время Сальваторе Конторно был уже сыт по горло банкетами «людей чести». Через несколько дней после посвящения он участвовал в шумном застолье с десятком других сицилийцев в миланском ресторане. Немного позже его видели в замке Сан Никола, где собрались десятки «людей чести», чтобы послушать исполнителей, многие из которых были широко известны; они выводили рулады во славу какого-то «крестного отца».

Там-то, между двумя песнями, воспевающими итальянских забулдыг, Сальваторе Конторно подвели к одному знатному человеку, представлявшему цвет палермской аристократии, Алессандро Ванни Кальвелло Мантенья де Сан Винченцо. В Палермо, да и во всем мире этот человек был известен тем, что предоставил свой полуразрушенный дворец, Палаццо Ганчи, кинорежиссеру Висконти, который снял в нем несколько сцен для своей киноверсии «Леопарда»; в одной из них, знаменитой сцене бала, легкая Клаудиа Кардинале кружилась с ним в вальсе.

Когда короли и королевы Англии направлялись на Сицилию — в прежние времена это случалось чаще, чем теперь, — они непременно наносили князю визит. Так, Алессандро Ванни Кальвелло Мантенья де Сан Винченцо получил возможность принять у себя английскую королеву Елизавету II во время ее последнего визита на Сицилию.

Люди простые во всех отношениях, мафиози признавали только тот этикет, который был установлен в «Коза ностре». Князь тоже был членом мафии, а потому его представили Сальваторе Конторно без титулов, Но с ритуальной формулой, до ужаса плебейской: «Это то же самое». Надо сказать, что страсть к сектантству, кажется, была превалирующей в этой семье: легенда гласит, что в XVI веке один из Кальвелло, по прозвищу Бастард, был членом таинственного религиозного братства «благочестивых паолинцев», предполагаемого предшественника «Коза ностры».