Убийство со взломом - Колин Харрисон

– Какой милый дом, – сказала она. – Обожаю старинные улицы, булыжные мостовые и все такое.

– Благодарю.

– Я Карен Доннел. – Она протянула ему руку в перчатке, и он машинально пожал эту руку. – Сотрудничаю в «Инквайерере».

– Что-то не припомню, – сказал он. Она вытащила удостоверение.

– Отдел городских новостей поручил мне осветить несчастный случай с племянником мэра. Я буду следить за прохождением дела. От меня требуется своего рода попытка проанализировать действия окружной прокуратуры и ход следствия, подвергнуть дело тщательному, как под микроскопом, исследованию и посмотреть, что к чему.

– Ах вот как. – Зачем, удивился он, она мне все это говорит? – Так сказать, новость первой полосы и репортаж о ней?

– Именно, – подтвердила она. – И мне надо задать вам парочку вопросов. – Она вытащила маленький диктофон и включила его. Над микрофоном зажегся красный огонек.

– Ей-богу, мне некогда, да я и узнал об этом всего час назад. – Он приостановился, думая о том, что уже сказал, чтобы не добавить лишнего. – И вообще, откуда вы узнали про меня?

– В аппарате мэра высказали предположение, что заниматься этим делом будете вы.

Это означало, что все закрутилось быстрее, чем можно было предположить, так быстро, что ему и не угнаться. Аппарат мэра уже вцепился в него так, что не продохнешь.

– Ясно. Но знаете, честно говоря, я пока что мало чего знаю.

Брови репортерши взметнулись вверх с выражением неподдельного интереса.

– Должна ли я понимать, что главный следователь, которому поручено дело, не в состоянии сообщить простейшие подробности этого дела? И вот за это налогоплательщики платят деньги?

До этого момента он еще мог проявить к ней снисходительность и вспомнить о презумпции невиновности – ведь в большинстве своем репортеры народ неплохой, просто работа у них такая – служить системе всезнайства, держащей всю Америку в постоянном напряжении. Но последние слова – это уж чересчур, особенно в 5.45 утра! Слишком ранний час для того, чтобы отвечать на заковыристые вопросы начинающих журналисток, обеспечивая их материалом для их броских статей.

– Ладно. Выкладывайте, – устало согласился Питер, ставя свой портфель и засовывая в карманы голые, без перчаток руки. Стараясь отвлечься от идиотизма ситуации, он слушал шелест сухих листьев сикоморы, которые ветер гнал по булыжникам. Этот звук и свежий бодрящий воздух напоминали ему детство, сборы в школу, волосы, еще чуть влажные после душа, который мама приучила его принимать каждое утро, вкус молока и бананов во рту, в одной руке школьная сумка, в другой – увесистая коробка с солидным завтраком, термос слегка дребезжит от его шага, и дыхание оставляет в морозном воздухе облачка пара. Сколько было в его жизни подобных утр! А сколько раз стояли на этом самом месте они с Дженис, решали, когда созвониться, медлили перед тем, как расстаться, обменивались неотложными новостями, сказанными наспех, – о счетах, работе, деньгах, машине, или ссорились, ссорились, продолжая ссору, и ссорились из-за того, что ссорились, а потом целовались в знак примирения, искренне веря в свое счастье.

– Прежде всего, – сказала репортер, – не могли бы вы прояснить обстоятельства этого убийства?

– Расскажу вам, что знаю, знаю же я очень немного. Молодой чернокожий убит прошлой ночью или ранним утром в западной части города. Судя по всему, это племянник мэра. Ведется следствие.

– Задержан ли какой-либо подозреваемый?

– В настоящее время комментировать не могу. Разумеется, полиция допросит всех, кто причастен к делу. Да и ваш брат журналист, так или иначе, эту информацию уже получил из собственных источников. Однако если вы через несколько часов позвоните мне в офис, я смогу вам чем-нибудь помочь.

– Имя подозреваемого?

– В случае, если подозреваемый уже действительно имеется, я обязательно сообщу вам его имя, и, конечно, значительно раньше, чем будет верстаться номер. Ей-богу, мисс Доннел, я только сейчас с постели.

Вдобавок к диктофону у репортерши был еще и блокнот, и сейчас, остановившись, она начала что-то строчить в нем – интересно, что она там строчит, думал он, ведь он ничего ей толком не сообщил, и в эту мирную паузу он мысленно напомнил себе, что, беседуя с этой журналисткой, как и с ее коллегами, следует вести себя разумно и не выказывать раздражения. Репортерша подняла взгляд, ее губы, этот идеальный инструмент для произнесения трудных вопросов, шевельнулись.

– Может ли, по вашему мнению, вести дело, вызывающее такой огромный общественный интерес, совершенно неопытный прокурор?

– Конечно нет! – отрезал он. – Но в окружной прокуратуре опыта набираешься быстро. Через мои руки прошли тысячи дел, из которых несколько сотен были доведены до суда.

– Связано ли это дело с наркотиками?

– Этого мы не знаем.

– Я слышала, что на месте преступления были найдены наркотики.

– Я этого подтвердить не могу.

– Но вы считаете, что убийство произошло из-за наркотиков?

– Опять же – без комментариев. Следствие только что началось, мисс. И узнал я только…

– Кто обнаружил тело? – продолжала допытываться она.

– Не знаю, но обещаю вам сообщить, как только выясню.

– Когда будут обнародованы результаты медицинской экспертизы?

– Все зависит от продолжительности вскрытия. Иногда требуется произвести анализ тканей, а это удлиняет процедуру. Обычно предварительный отчет поступает на следующий день, так что вопрос этот несколько отвлеченный.

Через его плечо репортер бросила быстрый взгляд на дом, словно заметила там что-то в окне.

– Счастливы ли вы в браке? – спросила она. Он посмотрел на нее. Репортер ответила ему безмятежной улыбкой.

– Что?

– Я спросила, счастливы ли вы в браке. – Уголок ее рта вздернулся в робкой попытке агрессии.

– Почему вы задаете такой вопрос?

Она уже открыла рот, чтобы ответить. Но тут в голову ему ударила волна – долгожданный импульс возбуждения от кофе.

– О, – она осклабилась, – думаю, я спросила, потому что…

– Нет! Не говорите ничего, я сам скажу. Выключите диктофон!

Как ни странно, она послушалась. Он придвинулся поближе к ней.

– А вот теперь, мисс Карен Доннел, исключительно не для записи, я скажу вам, почему вы задали этот вопрос. Это вопрос неоперившегося журналиста, впервые попавшего в большой город и рано утром – бог весть почему, ибо нормальные люди в пять утра спят – проглядывавшего полицейские сводки и, по счастью, наткнувшегося там на какую-то полузакрытую информацию, а может быть, переговорившего по своему сотовому из машины с кем-то, кто с кое-кем знаком, и в результате решившего расположиться лагерем у моего порога и посмотреть, можно ли нарыть здесь материала для статьи, опередив всех других. Ведь кто вы такая? Птенец, которому путь в высшие круги журналистики заказан, вот он и рыпается! Что я, не знаю репортеров «Инквайерера»? Это же осиное гнездо, где каждый пытается обогнать другого и вырваться в ряд претендентов на Пулицера! Скажу вам больше, леди, – аналитическая статья, которую вы якобы пишете – нет, мисс Доннел, не спорьте, вы употребили именно слово «аналитическая», ведь это моя работа – запоминать слова, что, думаю, вы оцените, так как это тоже ваша работа. Так вот, аналитическая статья тяп-ляп не делается и за один день не пишется, и отдел городских новостей тут ни при чем. Первый блок новостей еще бог весть когда будет собран. В ваши компьютеры еще только-только стали поступать сообщения информационного агентства. Вот если японцы купят «Дженерал моторс» – тогда еще можно ожидать репортажа об этом на первой полосе. Так что все, что вы сказали насчет аналитической статьи и новости первой полосы – обычный блеф мелкого провинциального журналиста. Впрочем, я был готов прибегнуть к презумпции невиновности в отношении вас – в конце концов, вы стоите тут, на холоде… Но мне все стало ясно, и правда наконец дошла до меня в полной мере, когда вы в нарушение всех законов профессиональной этики, так или иначе соблюдаемых вашими коллегами в газете, стали задавать мне вопросы, большинство которых были лишь саморекламой, и завершили все последним из них, позволив себе наглость лезть в мою личную жизнь. Какое вам дело, счастлив ли я в браке? Я не звезда, не знаменитость. Обычный средний человек, ведущий частную жизнь. А вот вы кто такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? Прожорливая пташка, которой с утра пораньше вместо червячка, – тут репортерша содрогнулась, – захотелось отведать чего-нибудь годного для первой газетной полосы? А вдруг брак мой окажется несчастливым и ваш вопрос разбередит рану? Вот будет здорово, да? И вы прославитесь, станете крупным журналистом, всегда умеющим добывать из первых рук самую достоверную информацию. Что ж, думаю, вас ждет блистательная карьера.