Разные судьбы - Михаил Фёдорович Колягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего упираешься? Идем! — шутливо позвала Краснеева и, поняв намерение Николая, слегка сжала его локоть. Она засмеялась коротким, быстро угасающим смехом. У Николая возникло раздражение.
«Откуда ее принесло? Хотя бы Даша на глаза не попалась. Еще бог знает что подумает».
И на ту беду в самом деле появилась Даша. Она шла навстречу. Николай сразу почувствовал слабость. А Даша, увидев их, свернула на боковую аллею.
Это произошло так быстро, что Николай даже не успел ничего предупредить. Когда Даша скрылась за поворотом, Лида остановилась.
— Что же ты мне раньше не сказал? Обидится еще на меня. Вместе работаем.
— Ничего! — стараясь сохранить бодрость, неестественно громко воскликнул Николай, но голос его предательски задребезжал, как удар по бокалу, в котором есть трещина.
— Догони ее и объясни. Слышишь? — И Лида освободила его локоть. — Беги, кому говорят!
Но опешивший Николай не тронулся с места, словно ноги его вросли в землю. Лида толкнула его в плечо:
— Иди, чего остолбенел? Да будь с нашим братом посмелее. А то свое счастье другому подаришь.
До поворота аллеи Николай еще сдерживал шаги, но как только не стало видно Лиды, со всех ног бросился догонять Дашу.
Даша обиделась на Николая. Договорились вечер провести вместе, а он связался с Краснеевой.
Она почти бежала по аллее, сама не зная куда. Забралась в самую глушь парка, устало опустилась на скамейку.
«А кто мне Колосов? — думала она. — Папин помощник. Друг нашей семьи. Ну, и что же из этого? Разве помощник обязан дружить с дочерью своего машиниста?»
Даша из рассказов подруг знала: если девушка влюбляется, то обязательно, когда увидит своего парня с другой, ревнует. А она ревнует Николая? Нисколько. Просто обидно. Вечер пропал. Да и к кому ревновать — к Лидке Краснеевой? Сейчас пойдет, найдет их и посмеется над Колькой. Но Даша не поднялась с места. Уселась на скамейке поудобнее и ей стало спокойно, уютно в этом тихом уголке. Тополя роняли на землю мягкую тень от электрических лампочек.
Нельзя сказать, что у Даши не было поклонников. Однокурсники из техникума иногда целой стаей провожали ее до дома. И письма от ребят получала, но в них ни разу не упоминалось слово «любовь». Любовь — это было что-то неизведанное, навевающее приятную грусть.
За спиной послышались чьи-то крадущиеся шаги.
Даша обернулась.
— Напугать хотел — не вышло. От кого прячешься?
Это был Валерий Зорин. Он с улыбкой смотрел на Дашу сквозь дым своей папиросы.
Девушка сидела, не двигаясь, позволяя оглядеть себя. Она заметила в Валерии изменение: над губами появилась тонкая полоска усиков.
«Это ему идет», — подумала она. Валерий, тряхнув завитыми волосами, стараясь отбросить их назад, весело воскликнул:
— Зачем грустить? Кругом такое веселье! А ну-ка, встать!
Даша повиновалась, поправила на плечах косы и вдруг с неожиданной решимостью подхватила Зорина под руку.
— Пойдем! Будь сегодня мне за кавалера.
Даша чувствовала себя с Валерием свободно и легко.
Они оживленно болтали, перебивая один другого, часто останавливались и, не обращая ни на кого внимания, хохотали, как дети.
Поглядывая на Валерия, Даша невольно вспоминала Николая. Прежде они так же вот гуляли вместе. Но после армии Колосова словно подменили. Пот от напряжения пробивает, когда с ним разговариваешь. Почему он не такой, как Валерий?
Когда закончилось гуляние в парке, Зорин проводил Дашу до дома. Около калитки задержал руку и сказал:
— Желаю заснуть сном праведника. Когда тебе снова будет скучно, ударь три раза в ладоши и я явлюсь перед тобой, как сказочный рыцарь.
В его расширенных темнотой зрачках дрожали серпики молодой луны.
Даше было весело. Совсем осмелев, она даже запела вполголоса:
Точно звезды светят ясные глаза,
Отражается в них месяц золотой.
— Ну, пока, — помахала она рукой с другой стороны калитки.
— Когда же ты ударишь в ладоши?
— Когда будет скучно.
До последнего момента у Даши сохранилось веселое возбуждение. Но вот она легла в постель и странно: ее стали одолевать тревожные мысли.
Все пережитое за вечер спуталось в один комок, который она сейчас не в силах была распутать.
Вечер состоял из каких-то бессвязных впечатлений, словно вырванных из тьмы.
На улице царапалась о стекло ветка ирги, ударяясь о стекло твердыми, только что завязавшимися ягодками. Будто кто-то время от времени бросал в окно горсть гороха. Две пары глаз смотрели на девушку с потолка, одни с какой-то виноватой грустью, в других дрожали серпики луны. На улице перекликались петухи.
«А ну их всех к лешему — спать буду», — подумала Даша, переворачиваясь с одной горячей щеки на другую. Она плотно зажмурила глаза, пытаясь забыться. Но разве заснешь, когда прямо за сердце царапается ветка ирги, а по окну все сильнее и сильнее кто-то бьет горохом.
6
Когда Николай возвратился из парка в общежитие, Тихон уже спал. Чтобы не будить его, Колосов, ступая неслышно, подошел к кровати, начал раздеваться. Но Торубаров вдруг открыл глаза и приподнял голову от подушки.
— Ты чего так рано вернулся? — удивился он.
— А ты чего? — в свою очередь спросил Колосов.
— Лиду где оставил?
Упоминание о Лиде разозлило Колосова.
— Пошел ты со своей Лидой… — ругнулся Николай и улегся лицом к стене, давая понять, что не намерен разговаривать. Но Тихон не унялся. Встал, подошел к Колосову, дотронулся до его плеча:
— Ты, солдат, знаешь, того… Ответь все-таки, где Лида?
Николай через плечо снизу вверх посмотрел на Торубарова.
— Отвяжись. Не бегал я за твоей Лидой.
Торубаров пожал плечами и вернулся к своей постели. А Николая мучили бессвязные мысли. Почему всегда так получается? Чего не пожелает — обязательно случай какой-нибудь подвернется, помешает. Вот и сегодня. Ждал с нетерпением вечера, надеялся побыть с Дашей с глазу на глаз, поговорить. И пожалуйста: какой-то черт толкнул к нему эту Лиду Краснееву. Судьба?
Все-таки и сам он в чем-то виноват. С самого начала повел себя в парке неправильно. Это возле тира. Зачем понадобилось позировать перед Краснеевой и Беловой? Тихона обидел. Не надо бы и в павильон заходить. Увидел, что много народа, и — дальше. Но это еще не главная вина. Характер слабоватый. Вот где беда. Отсюда начинаются неудачи в жизни. Действительно: будь Николай понастойчивее, давным-давно бы объяснился с Дашей. Разве кто мешал ему? Почти каждый день ее видел.
Собственно, в павильоне из-за этого задержался, из-за нерешительности. О чем было ему говорить с Зориным, которого он, к тому же, ненавидит? И