Ледяные небеса - Мирко Бонне

Мимо тянется небольшой остров Грасс. Несмотря на увеличенную осадку, «Эндьюранс» идет на хорошей скорости — русские продали нам хороший уголь. Надо посмотреть, как там мои книги, и я усаживаюсь перед башнями.

Мы уходим из Лит-Харбора, в воздухе растворяется висящее над палубой облако угольной пыли. Я продолжаю разбирать книги. И вместе с угольной пылью уходит моя злость. Тома энциклопедии я расставляю по алфавиту на верхней полке. Одновременно я не перестаю думать о Бэйквелле. Он ошибается. А если нет, то как может мне навредить эта банда, о которой он вещал? Наверняка он имел в виду гнусных типов вроде боцмана и старшего кочегара. Они рискуют в дальнейшем нарваться на очень большие неприятности с Сэром и шкипером, и у них будет мало поводов для смеха. Но он ошибается. Гораздо вероятнее, что по мере приближения дня отплытия у людей просто сдают нервы. И что нужно ожидать маленькой войны за место под солнцем.

А если он не ошибается?

На среднюю полку становятся сначала греки и римляне, затем книги о Средних веках, наконец, там появляются Магеллан и Дрейк… да, вот так будет правильно. Сейчас рядом встанут первые книги с указанием лет.

1768 год. Кук.

Нет, мистер Бэйквелл, ты меня не обманешь: и ты, в конце концов, думаешь о месте на санях. С быстротой молнии разнесся слух, что вместе с Сэром и двумя самыми опытными — Читхэмом и Крином смогут отправиться лишь трое других. Уорсли поедет в качестве штурмана. Остаются двое. Только двое! И одним из них должен быть врач. Шансы Мак-Ильроя сейчас хуже, потому что доктор Маклин много ухаживает за собаками и вообще производит лучшее впечатление. Итак, Сэр, капитан, Читхэм, Крин и Маклин. Остается лишь одно место.

И я опасаюсь, что в качестве фотографа его получит Хёрли. Но подождем. Ведь Хёрли может сделать отличные фотографии хижины, ученых, собак и вмерзшего в лед корабля.

Тома с указанием лет уже стоят по порядку на последней полке. Что будет в конце? 1912 год… Дневники Скотта. Еще не прошло и трех лет с момента смерти пятерых, достигших полюса. Слава длиной в жизнь ожидает шестерку, которая сумеет пересечь континент. Оставшиеся не получат ничего. Я не могу обижаться на Бэйквелла, если он надеется, что Сэр выберет его.

Он в отличной форме. Никто из нас не может сравниться с ним в выносливости. Бэйквелл деятельный и очень дружелюбный парень, в целом.

Жаль, если ему не позволят участвовать в переходе!

Британский триумф в вечных льдах Антарктики

Имперская трансатлантическая экспедиция успешно завершила первый пеший переход через шестой континент. Три тысячи километров от моря Уэдделла до моря Росса одолели сэр Эрнест Шеклтон и его спутники Читхэм, Крин, Уорсли, доктор Маклин и Блэкборо.

Готово!

Шеклтон пребывает в прекрасном настроении, когда они вместе с Читхэмом, Крином и Уайлдом, шутя и смеясь, поднимаются на борт «Эндьюранса» из стромнесского моторного катера по забортному трапу. Над бухтой темнеет, я держу единственный переносной фонарь, поэтому приходится приложить усилия, чтобы по лицу Сэра понять результат переговоров с капитаном Сёрлле.

Но он не заставляет нас долго ждать. В «Ритце» я едва успел расставить бокалы для портвейна, как Шеклтон взял бутылку и начал тост. Есть одна плохая и одна хорошая новость. Какую мы хотим выслушать сначала?

— Сначала — хорошую! — раздается со всех сторон.

Я слежу за взглядом Шеклтона. Он такой дикий, что я просто отворачиваюсь, когда он встречается с моим.

— Мы начинаем, — неожиданно вступает Крин и оглядывает всю компанию.

Никто не открывает рта. Стоит полная тишина, лишь корпус корабля поскрипывает под многотонной тяжестью угля, который навалили на него русские. Шеклтон поднимает бокал.

— Выпьем за это, — говорит он.

Мы больше не сдерживаемся. Радость и ликование так сильны, что мы забываем обо всем. Передо мной очутился сияющий Бэйквелл и прижал меня к груди.

Плохая новость касается почтового корабля. Пастор Гюнвальд прибыл утром с Фолклендских островов на борту китобойца в состоянии полного изнурения и еще большего раздражения, как сказал Сэр. Точные причины ему неизвестны. Точно лишь то, что почтовый корабль прибудет в Гритвикен самое раннее в середине декабря.

— К сожалению, слишком поздно для нас. Я понимаю, что мы все ждем писем из дома. Не очень-то радостно на многие месяцы отрываться от всего мира, не имея никаких вестей от родных. Но я опасаюсь, что погодные условия, о которых поведал мне капитан Сёрлле, не оставляют нам другого выбора. Лето заканчивается, толком не начавшись. Граница паковых льдов сейчас отодвинулась так далеко на юг впервые за десять лет. В сущности…

Он замолк и оглядел нас. Мы ловим каждое его слово и одновременно и знаем и не знаем, что он хочет сказать. Я понимаю, что у него нет намерения вселить в нас неуверенность. Но он кажется единственным, кто не замечает, как сбивают нас с толку его представления об откровенности.

— В сущности, даже сейчас уже слишком поздно.

Немного погодя мы стоим с ним перед книжными полками, и я объясняю ему, как и почему я расставил книги в таком порядке. Кажется, что это его совсем не волнует. Он берет книги одну за другой и снова ставит на место. Три, четыре раза подряд он проходит вдоль полок, рассматривая корешки книг.

— Ага, очень хорошо, понимаю, — бормочет он. — Хронологический порядок, очень остроумно, Мерс. Ведь он также равносилен самому ходу исследований. Если бы вы рассортировали книги по широте, получилось бы то же самое, верно? Ведь Амундсен и Скотт были на девяностом градусе южной широты. Очень хорошо. Сердечно благодарю вас.

— Сэр, я не видел книгу Амундсена. Конечно, я бы поставил ее рядом с книгой Скотта.

— Вы ее не видели, потому что я как раз сейчас ее читаю.

Шеклтон открывает крышку конторки и передает мне книгу. Она называется «Завоевание Южного полюса. Норвежская полярная экспедиция на «Фраме» и относится к тем же годам, что и дневники Скотта, то есть к 1910–1912 годам.

— Поставьте ее на полку, — говорит Шеклтон, — но на подобающее место.

Недолго думая, ставлю Амундсена справа от Скотта — с краю.

Шеклтон кивает.

— Сэр, я не смог найти еще одну книгу, а именно Библию-Библию королевы-матери, сэр.

— Что? Она стояла на полке. Как же вы могли просмотреть Библию королевы-матери, а?

— Не знаю, сэр.

— Вы выбросили ее за борт в приступе вашей валлийской ярости?

— Я… сэр, ради бога… нет!

Шеклтон подходит ко мне и кладет руки мне на плечи.

— Это шутка. Я оставил Библию у капитана Якобсена. Он хочет, чтобы пастор Гюнвальд прочитал проповедь на английском, вероятно, чтобы мы его правильно поняли! А сейчас идите спать. Я должен написать письмо жене, если не хочу ее потерять из-за собственного легкомыслия.