Их невинный подарок - Ая Кучер

–Ник, из машины, - Клаус выделяет имя брата, в очередной раз напоминает, что оно фальшивое. Не понимаю, зачем это делать, придумывать что-то. В чём смысл? – Сейчас же.

– Ты сам прекрасно поговоришь.

– И оставить тебя с красивой? Нет, прошлого раза хватило.

Краснею, кажется, всё лицо заливается румянцем. Снова. Ненавижу эту свою особенность, когда бледная коже идёт пятнами, выдает мою реакцию. Но по-другому реагировать не получается.

Потому что накатывает воспоминаниями.

Как касался Ник, как его пальцы сжимали моё тело. Тогда это казалось правильным, предначертанным. Словно по-другому быть не могло, записано в самой программе.

И пока мужчины выходят на улицу, у меня есть несколько спасительных секунд. Разобраться в себе, понять, почему они так влияют на меня, вызывают неправильную реакцию.

Я ведь никогда не была такой, не вешалась на парней и не падала от одного их взгляда. И не знаю Клауса с Ником, ничего о них не знаю, чтобы можно было чувствовать влечение.

Причин нет, а влечение – есть.

Прячу лицо в ладонях, стараюсь выровнять дыхание. Господи, я хотела начать с Нового года жизнь, как новый отсчет для себя. Но не так ведь! Не попав накануне в чертовскую неразбериху по всем фронтам моей жизни.

И даже предстоящий брак пугает не так сильно. Кажется, что это просто бред, не со мной происходит. В двадцать первом веке не могут выдать замуж за незнакомца.

А вот мои ощущения… Они здесь, ближе. Сковывают, обвивают тугой лозой. И корни пускают под кожей, мешая сосредоточиться. Черт, да тут ведь даже нет причин, чтобы мужчины мне понравились!

Грубые, неотесанные дикари!

Принцесса и драконы, блин.

– Скучаешь, красивая? – Ник открывает дверь, запуская холод в салон. Нагибается ко мне, почти не оставляя между нами расстояния. – Сейчас Клаус закончит, и ты поговоришь с отчимом.

– Я?

– А вдруг мы тебя потеряли? Скажешь, что всё нормально, сильная метель. Добавишь, что страшно ехать и хочешь в безопасность. Говори коротко, по делу. Не пускайся в рассуждения и причитания, договорились?

– А если я скажу что-то не так?

– Сделаешь хуже самой себе. Попробуешь пожаловаться на нас, попроситься домой и прочее – тебя заберут, сразу же. Мы пытаемся тебе помочь, но если ты будешь портить план, то ничего не получится.

– И почему? Почему вы пытаетесь помочь, если всё равно потом отвезете к братьям? А они к жениху. И смысла нет.

– Не во всём должен быть смысл. Только моему брату не говори, а то он у нас четко по инструкциям действует.

Мужчина подмигивает, а я не могу сдержать усмешки. Чуть горькой, странной. Ощущение, что я попала в альтернативную реальность. Застряла в какой-то сказке, где не поймешь: где союзник, а где монстр.

Ник присаживается на корточки, снег скрипит под его ботинками. Горячие пальцы обхватывают мои запястья, опускают руки ниже. Не получается разорвать зрительный контакт, тону в этих омутах.

Словно на дно, на самую глубину. И звуки затихают вокруг, и ничего больше не происходит. Ловлю его наглую улыбку, и словно краники дыхания перекрывает.

– Так, - голос хрипит, отворачиваюсь, спасаясь. – Клаус следует инструкциям, а ты? За что ты отвечаешь?

– Я отвечаю за сами инструкции. Не всегда, конечно, - Ник просто пожимает плечами, сильнее сжимая мои ладони в своих. – Если грубо и примитивно описывать нашу работу, то брат отвечает за безопасность, охрану. Я за коммуникацию и связи.

– Значит, ты так связи налаживал в спальне?

Спрашиваю и корю саму себя, что возвращаюсь к этой темы. Вот зачем мне оно?! Но от пошлого разговора меня спасает Клаус, который протягивает телефон.

Сердце замирает, ладони вмиг становятся влажными. Ник ведь был прав, что сейчас всё зависит от меня. А я не хочу уезжать к братьям, рушить этот праздник. Лучше с незнакомцами, чем в полной изоляции.

Дрожащими пальцами сжимаю мобильник, кусаю кончик языка. В горле сухо, ни одного слова не могу найти. Кажется, что начну говорить и сразу всё испорчу.

– Да? – дрожу и голос тоже. – Пап?

– Карина, - сухо, резко. С первых нот понятно, что сострадания ждать не стоит. – Что у вас происходит?

– Всё… Всё хорошо, но очень сильный снегопад. Мне… Мне страшно, что не доедем.

– Значит, ты там устраиваешь истерики?

– Я… - поднимаю взгляд на мужчин, словно ожидая помощи. Вызов на громкой связи, они прекрасно слышат каждое слово. И почему-то становится спокойней, когда Клаус качает головой. Меня не обвинят во всех смертных грехах, и на этом спасибо. – Нет, пап.

– До дома твоих братьев не так далеко, значит, справитесь.

– Да, но умереть в аварии мне не хочется. Или замерзнуть, если мы застрянем где-то. А как я… Как я тогда смогу исправить свои ошибки? И научиться вести себя правильно?

Мне кажется, что время засекает. Не дышу, боясь хоть что-то добавить. Кажется, что и так сказала слишком много. И про «учиться» было лишним, наверняка.

Не поверит, заставит ехать дальше.

Секунда.

Ещё одна.

И снова слышу голос отца:

– Передай трубку обратно, я всё решил.

Впиваюсь ногтями в ладонь, когда Клаус забирает телефон. От стресса не чувствую боли, и лишь по шипению Ника понимаю, что мои коготки достались ему.

– Прости, - шепчу пересохшими губами, не отрываю взгляда от дороги. – Я облажалась, да?

– Нет, красивая, ты все сделала правильно. С лестью чуть перестаралась, конечно, но для него это приятно.

– А я смогу ещё поговорить?

– С отцом?

– Нет. Я хотела бы поговорить с мамой, мы ведь даже не попрощались. Я знаю, что она не пойдет против отчима, но поговорить ведь можно? Ничего такого.

Хотя я вру, беззастенчиво и нагло. Мне всё кажется, если мама услышит всю историю – она непременно поддержит меня. Скажет, что так неправильно и отчим не имеет права решать подобное.

В конце концов, Устинова не было всё моё детство, он совсем недавно появился! И не может ведь мама просто закрыть глаза и допустить такое? Нет, уж точно не моя мама, которая ходила разбираться с учителями из-за малейших проблем.

Ник коротко кивает мне и поднимается, отходит к своему брату. Не слышу, о чём они говорят, но меня потряхивает от нетерпения. Нужно знать, что всё получилось, мы возвращаемся в тот же дом.

А даже если нет… Разговор с мамой ведь может всё изменить! Да, она во многом приняла законы отчима, повиновалась его порядкам. Но у каждого терпения есть черта!