Черная роза - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
—Да как ни назовем... Иногда она заявляла, что потеряла здоровье, выносив и родив меня, иногда — что ослабла после сильной пневмонии, перенесенной в детстве. Вряд ли эти сведения имеют отношение к нашему делу.
—Наоборот, они очень полезны. Обрывки информации, личные наблюдения и воспоминания помогают воссоздать полную картину. А ваш отец?
—Моего отца развлекала мысль о привидении в доме, к тому же он сохранил о новобрачной нежные детские воспоминания. Однако он сердился, когда она смущала или раздражала гостей. Папа был очень гостеприимен и принимал близко к сердцу все, что тревожило людей в его доме.
—Какими были его воспоминания?
—Точно такими, о которых вы уже слышали. Может, с небольшими вариациями. Новобрачная Харпер приходила в его комнату, пела ему, вела себя как мать со своим ребенком, пока ему не исполнилось двенадцать лет.
—И никаких неприятностей?
—Во всяком случае, мне он ничего такого не рассказывал, но бабушка упоминала, что в детстве у него случались ночные кошмары. Где-то раз-два в год он утверждал, что видел женщину в белом с выпученными глазами и слышал ее рыдания. Иногда она, как и он, находилась в доме, иногда в саду... и все это во сне.
—Получается, что сны — еще одна связующая нить. А вам она снилась?
—Нет, только...
—Что?
—Я всегда думала, что виноваты расшалившиеся нервы. За несколько недель до нашей с Джоном свадьбы мне действительно снились сны. Бури. Черные небеса, гром, ледяные ветры... Яма в саду, похожая на могилу, с увядшими цветами, — Роз передернулась. — Ужасно... Но после свадьбы эти сны прекратились, и я о них почти забыла.
—И больше никаких снов?
—Никаких. Бабушка видела ее чаще всех остальных, во всяком случае чаще, чем кто-либо признавался. В доме, в саду, в комнате отца, когда он был мальчиком... Она никогда не рассказывала мне ничего страшного, но, может быть, просто не хотела пугать. Насколько я помню, бабушка больше всех в моей семье сочувствовала Амелии. Но, если честно, об этом в доме редко говорили. Просто принимали как данность или игнорировали.
—Тогда поговорим о вашей бабушке, — Митч вытащил из кармана рубашки очки, просмотрел свои заметки. — Самое раннее, что узнали о появлениях привидения лично вы, начинается с вашей бабушки Элизабет Харпер.
—Не совсем так. Она говорила мне, что мой дедушка, ее муж, видел новобрачную, когда был ребенком.
—То есть она рассказывала вам о том, что рассказывали ей, а не о том, что она видела или пережила сама. И раз уж мы заговорили об этом, может, вы вспомните, не слышали ли о подобных явлениях в предыдущем поколении?
—Слышала... Бабушка как-то сказала, что ее свекровь, то есть моя прабабушка, никогда не заходила в некоторые комнаты.
—Какие именно?
—О боже... Дайте подумать. В детскую, которая в те дни располагалась на третьем этаже. В хозяйскую спальню. Полагаю, на каком-то этапе супружеской жизни она перебралась в отдельную комнату. На кухню. И ноги ее не было в каретном сарае. Если верить бабушке, ее свекровь, прабабушка Харпер, не была ни капризной, ни суеверной. В семье всегда думали, что она видела новобрачную, но, если до нашей новобрачной была другая, мне о ней ничего не известно, да и вряд ли это возможно. Мы датировали ее девяностыми годами девятнадцатого века.
—Вы датировали ее по платью и прическе, — напомнил Митч, царапая что-то в блокноте. — Этого мало.
—Нам это показалось разумным и логичным.
Митчелл оторвался от своих записей и улыбнулся.
Его взгляд из-за очков казался рассеянным.
—Возможно. Возможно, вы правы, но я, прежде чем посчитаю что-то фактом, предпочитаю собрать чуть больше информации. Что вы знаете о своих двоюродных бабушках, старших сестрах Реджинальда-младшего?
—Вряд ли я что-то могу о них сказать. Я или не знала их, или не запомнила. Они не поддерживали близких отношений ни с бабушкой, ни с отцом. Бабушка пыталась сблизиться с ними, скрепить семейные узы между их детьми и моим отцом, ведь они были кузенами. Я иногда общаюсь с некоторыми из их детей.
—Они поговорят со мной?
—Кто-то поговорит, кто-то нет. Кто-то уже умер. Я дам вам имена и номера телефонов.
—Хорошо. С мертвыми все понятно, но остальных я смогу уговорить... Опять... — прошептал Митч, услышав пение.
—Да. Я хочу проверить Лили.
—Можно мне пойти с вами?
—Пожалуйста.
Они вместе поднялись по лестнице, и Роз посчитала необходимым предупредить Митчелла:
—Скорее всего, Амелия умолкнет до нашего появления. Как обычно.
—Между тысяча восемьсот девяностым и девяносто пятым годами в доме были две няни, три гувернантки, экономка, помощница экономки, двенадцать горничных, личная горничная, три кухарки. Я раскопал несколько имен, но, поскольку возраст их не указан, придется перелопатить множество документов, чтобы установить нужных людей. Если и когда я это сделаю, займусь свидетельствами о смерти и поисками потомков.
—Скучать вам не придется.
—Я обожаю эту работу. Вы правы.
Она замолчала.
Они прошли по коридору к детской.
—Еще холодно, но сейчас потеплеет, — тихо сказала Роз. Подойдя к колыбельке, она аккуратно прикрыла спящую малышку одеяльцем. — Такая умница! Обычно крепко спит всю ночь. Никто из моих мальчиков в ее возрасте меня так не баловал. Все в порядке. Идемте.
Роз оставила дверь детской открытой. Когда она и Митч вышли на верхнюю площадку лестницы, раздался бой часов.
—Полночь? — Розалинд взглянула на свои наручные часы. — Я и не думала, что так поздно. Ну, счастливого Нового года!
—Счастливого Нового года! — Митчелл остановил Роз и приложил ладонь к ее щеке. — Вы не против?
—Я не против.
Митч легко — всего лишь вежливый новогодний жест — коснулся губами ее губ, и тут же где-то в восточном крыле, в крыле Роз, громко, со звуком, похожим на выстрел, захлопнулась дверь.
Несмотря на потрясение, Роз сумела заговорить спокойно.
—Амелия явно не одобряет.
—Я бы сказал, злится. И если уж ей так хочется злиться, мы могли бы дать ей приличный повод.
На этот раз Митч не спрашивал, просто его ладонь скользнула со щеки Роз к ее шее. И на этот раз в его поцелуе не было ни легкости, ни вежливости. Когда его губы обрушились на ее рот, когда его тело крепко прижалось к ее телу, на Роз словно обрушилась жаркая волна. Кровь вскипела моментально, отчаянно, и она бездумно погрузилась в водоворот ощущений.
Дверь в восточном крыле загрохотала пулеметной очередью. Часы, пробив двенадцать, словно сошли с ума и все никак не могли остановиться.
Митчелл не слышал ни грохота, ни боя часов. Как давно он хотел почувствовать ее вкус и знал, что он будет именно таким, сильным и резким, словно сухое шампанское!.. Как давно он хотел почувствовать, как дрожат ее губы, как прижимается к нему ее длинное гибкое тело!.. И теперь, когда он все это чувствовал, он хотел большего.