Он и Я - Елена Тодорова

Он вновь это сделал!

Прихожу в ярость, конечно. Однако полностью разогнаться не могу. Внутреннему бойкоту мешает та самая тревожность.

Его до сих пор нет?

Обещал ведь ненадолго… Обещал, что вернется до моего пробуждения…

Господи… Где же он?

Осторожно шевелюсь и с удивлением обнаруживаю, что свобода моя ничем не ограничена. Мало того, головная боль и ломота, к которым я подсознательно готовилась, больше не поджаривают мне мозги. Физически чувствую себя отлично.

Рассеянно тянусь рукой к запястью, которое было сковано наручниками, и убеждаюсь, что оно свободно.

Если так, значит, Тарский где-то в номере.

Чудесно! Сейчас я ему устрою!

Едва соскакиваю с кровати, дверь в спальню открывается. Свет из гостиной щедро заливает проем, и… мое сердце проваливается в пятки. Потому как вместо Таира передо мной возникает высокая статная женщина. Прежде чем я успеваю как-то отреагировать, она начинает говорить. По интонации понимаю, о чем-то спрашивает, но смысла вопроса разобрать не могу, так как не владею чешским.

Предполагаю, что она из администрации гостиницы. Только какого черта так смело вваливается в спальню?

Все еще надеюсь, что следом явится Гордей и выручит меня из этой странной ситуации. Объяснится с этой женщиной, узнает, что ей нужно, и выпроводит… В общем, как обычно, возьмет все на себя.

Пока я строю теории и нахожу быстрые пути решения проблемы, чешка включает в спальне свет.

— Не волноваться, — выставляя руки ладонями ко мне, пытается говорить на русском. Я не подаю вида, что понимаю. Хоть и нахожусь в раздрае, помню созданную легенду: я — немка, использовать русский нельзя. — Меня зовут Сильвия. Я помочь тебе. Не волноваться. Таир прислал. Не волноваться.

Вот только именно после этих слов мной овладевает настоящая паника.

Откуда она знает? Где сам Тарский? Если действительно прислал эту тетку, то зачем?

— Уходить. Со мной. Помочь. Забрать тебя, — протягивает ко мне руки. — Не волноваться.

— Никуда я с тобой не пойду! Хочу видеть Таира!

Женщина качает головой. Не будь я разбита тревогой, заметила бы, что у нее приятное лицо и доброжелательный взгляд. Сейчас же… Никак ее не оцениваю.

Просто хочу увидеть Тарского! Больше мне ничего не нужно.

— Нельзя. Надо ждать, — поясняет чешка.

А меня в жар бросает.

— Что это значит? Где он?

— Он придет за тобой, Катерина. Как только сможет, — эти фразы звучат намного чище и разборчивее.

Их произносит вошедший в спальню седоволосый мужчина.

— Мой муж — Виктор. Тоже знать Таира.

— Скажите, где он?

— Не могу ничего сказать. Он сам все объяснит.

— Когда?

— Скоро, — отвечает размыто. — Сейчас мы должны уходить, чтобы не вызывать подозрения.

— Я хочу… Мы можем как-то связаться с Тарским? По телефону?

— Нет. Не получится. Он сам позвонит. К нам домой.

Конечно же, меня это совсем слабо успокаивает. Я нахожусь в панике. Из-за кипящих в груди эмоций никак не получается определиться: могу ли я им доверять? Но они знают наши имена… И, судя по всему, у них был ключ от наручников.

— Откуда я могу знать, что вам можно доверять?

— Таир просил передать, — Виктор протягивает мне небольшой тетрадный листок, сложенный пополам.

Боюсь и вместе с тем спешу его развернуть. Сердце отчаянно толкается и замирает, когда глазам удается прочесть одну-единственную кривоватую строчку: «В бронежилете, в каске, в тире — самая красивая».

Понимаю, что ничего сверхважного в этом сообщении нет. Тарский просто хотел дать мне нечто такое, что поймем только мы с ним. Я постоянно беспокоюсь по поводу того, находит ли он меня красивой, и часто об этом спрашиваю. Только поэтому написал именно это. Не пытался сделать мне приятно. И все же… Сердце принимает каждое слово на веру и, расширяясь, заполняет собой всю грудную клетку.

Смутно помню, что делаю после. Даже то, как одеваюсь, в деталях не откладывается. В памяти о том вечере застревают лишь бесперебойно стучащие переживания и долгая дорога.

Очень долгая дорога…

Слух режет тишина. Неестественная. Вакуумная. Затяжная.

Делаю несколько шагов, но ни единого звука эти движения не формируют. Намеренно стучу каблуками, поверхностно дышу, хаотично двигаюсь — ничего.

— Таир! Таи-и-и-р-р!

Кричу… Кричу изо всех сил, пока в груди не возникает жжение. Кричу и не слышу себя.

Порывистое колебание воздуха бросает в лицо запыленный и удушающий поток. Жмурюсь и стараюсь какое-то время не дышать.

Только долго невозможно ведь… Вдыхаю и распахиваю глаза. Продолжаю движение, пока вспышка желтого света не заставляет сменить направление. Крутанувшись, иду на нее. С каждым шагом ускоряюсь. Бегу, когда различаю в противоположном конце несоизмеримо огромного помещения знакомую мужскую фигуру.

Таир… Таир…

Только сколько я ни бегу, расстояние между нами не сокращается. Напротив, как будто увеличивается. Я снова кричу… А потом пол идет трещинами, и я начинаю проваливаться…

С хрипом вытолкнув собравшийся в груди воздух, резко сажусь на кровати. Рассеянно оглядываюсь. Мягко стону, когда глазам приходится столкнуться с ярким солнечным светом. Слегка отклоняясь в сторону, провожу ладонью по влажной шее и со вздохом соскакиваю с кровати.

Подхожу к окну и, распахнув одну створку, позволяю свежему воздуху ворваться в помещение. Некоторое время без какого-либо интереса смотрю на становящуюся однообразной картинку — возвышающиеся Рудные горы и окружающий их лесной массив.

Тарского нет одиннадцать дней. Одиннадцать дней!

Господи…

Он говорил, что мы не задержимся. Выходит, что-то пошло не так? Или он все же бросил меня, чтобы не мешала? Сплавил на старых знакомых, как обозначили себя сами Бахтияровы. Кто они ему? Откуда он их знает? Я даже с их национальной принадлежностью не смогла разобраться. Виктор заявлял, что он «по большей части русский», Сильвия оказалась урожденной полькой, а их дочь, высокая стройная блондинка — Элиза Бах, регулярно исчезающая и периодически возникающая из ниоткуда, с какого-то перепугу позиционировала себя немкой. Странные дела творятся… И это я еще не видела старших сыновей. Те с большой вероятностью могут оказаться потомками самбийцев или герулов[1], например. Впрочем, плевать мне, конечно, кто они и что собой представляют. Каждый день спрашиваю только о Тарском. Ответы получаю скудные.