Пороки - Евгения Савченко

Глубоко задумавшись, я не заметила, как белые бархатные руки уронили на пол перчатки темно-изумрудного цвета в тон шелкового платья. Сатира бегло взглянула на составленные у кровати полиэтиленовые пакеты с её книгами, деревянными статуэтками, шелковыми лентами, и быстро, непринужденным тоном перебила меня, внезапно заметившую её появление:

— Не надо. Я всё поняла.

Она ушла, ничего не забрав с собой. Пакеты с её вещами так и остались стоять в комнате на втором этаже. Наверное, в жизни без Юлия ей всё это было совсем не нужно.

2 ноября

Вечера стали холоднее и тоскливее. Через две недели после ухода Сатиры никто не пришел провести ночь в Доме, Где никогда Не Запирается Дверь. Я сидела на Там-Тамах одна и разжигала палочки лавандовых благовоний. Меня немного беспокоило отсутствие Тода, и когда входная дверь противно заскрипела, я решила, что пришел именно он.

Но в дом вошел не Тод. Я уже видела его однажды, когда мы с Юлием играли в снежки с городскими сумасшедшими.

Фред тут же узнал меня и приветливо похлопал по плечу:

— Здравствуйте, милая девушка. Неужели ваше мышиное счастье до сих пор продолжается, и капкан всё ещё не захлопнулся, отрубая вам ручки и ножки?

— Доброй ночи. — Я натужно улыбнулась, не зная обращаться ли мне к нему на «вы», или же как к простому другу.

— Не подскажешь, мой лучший друг Наркоман сегодня здесь не появлялся? — Фред присел рядом, вытаскивая что-то из кармана серого пальто: — Мне ему нужно передать кое-что. Тебе доверять можно?

Я отрицательно покачала головой:

— Я с наркотиками связываться не хочу.

— Умница. Вот и не надо. Отдай ему, и не оставляй себе. — Он швырнул мне белый нетяжелый свёрток, задавая новый вопрос: — А его высокопреосвященство Серый Кардинал у нас сейчас где?

Ошарашено взглянув на него, я через силу выдавила:

— На втором этаже.

— Будь здорова, — он быстро поднялся и направился к лестнице. — Я не прощаюсь.

От этого странного человека у меня мурашки бежали по спине. Он вёл себя в доме Юлия как полновластный хозяин, пользуясь чужими друзьями и называя не принадлежащее ему своей собственностью. Чувствуя смутное беспокойство за Юлия, я последовала за Фредом, желая узнать цель его неожиданного прихода.

В маленькой комнатке, с пола до потолка уставленной колоннами книг можно было слышать то, что происходит в комнате Юлия. Их разговор не содержал ничего нового. Скорее всего, Фред просто пришел поболтать с Серым Кардиналом о своем превосходстве. По крайней мере, именно это он старательно подчеркивал во всех своих репликах:

— Ты поступил разумно, дружище. Скажи только, почему ты до сих пор всё это не отправил на свалку?

Речь, очевидно, шла о вещах Сатиры, которые Юлий больше никому не позволял трогать. Он ответил резковато, но как-то покорно:

— Забудь об этом. Я должен найти для себя что-то, что могло бы меня немного отвлечь.

— Только не ту мышь, что сидит возле входной двери, я тебя прошу, — голос Фреда, насмешливый и саркастичный, будто осуждал меня: — Её голова забита не тем. Ты только потратишь время.

— Это я сам решу, — дальше он начал говорить о том, что я понять была не в состоянии: — Мы уже играем или всё ещё разбираем обстановку и персонажей?

— По сути, — голос Фреда стал сосредоточенно-серьезным: — По сути, мы играем с самого начала. Просто персонажи пока что есть только у тебя.

— Это значит, мы в выигрыше?

— Это значит, у Наркомана есть дополнительный шанс подстроить нам ловушку. Присмотри за ним, ладно?

Они говорили непонятно, я теряла здесь время.

Спускаясь по лестнице, я натолкнулась на Наркомана, присевшего на деревянные ступеньки:

— Эй, смотри под ноги! — Ему, наверное, было неприятно, что я нечаянно задела его коленкой по затылку: — Ты ведешь себя невежливо.

— Наркоман, не обижайся.

— Я пока ещё не услышал извинений в свой адрес, — было очень заметно, что у него плохое настроение.

— Извиняюсь.

— Что? — Его лицо исказилось в гримасе отвращения: — У тебя в школе что по русскому языку было?

— Да что с тобой такое сегодня? — Меня раздражали его придирки.

— Слово «извиняюсь» имеет возвратный суффикс, таким образом, произнося «извиняю» и прибавляя к нему «сь», ты вслух просишь у себя прощения и сама же себя прощаешь. По-моему, это глупо.

Выслушивая его, я почувствовала, как дергается мой правый глаз. Нервный тик прошел, как только я сдалась и послушно исправила ошибку:

— Прости меня, пожалуйста.

— Так лучше, — он широко улыбнулся и радостно закивал головой, как если бы это имело какое-то особое значение.

— На самом деле, это имеет значение, Кнопка. Но я даже не могу тебе сказать, должна ли ты радоваться или расстраиваться от того, что ты не из тех людей, которыми можно всерьез заинтересоваться. Не обижайся.

Я наигранно-уныло посмотрела на него:

— А извинения?

— Обойдешься.

В кармане зашуршал белый бумажный сверток:

— У меня кое-что есть для тебя, — я протянула ему переданную от Фреда посылку, и Наркоман сорвал с нее ленту, перевязанную крест-накрест.

В свертке оказались аккуратно уложенные, обмотанные бумагой и грубой хлопковой тканью маленькие шприцы. Всего их было около тридцати. Светловолосый парень натянуто улыбнулся, взглядом указывая на иглы в колпачках:

— Как думаешь, они все заражены какой-нибудь пакостью, или два-три отравлены, так, для разнообразия?

— Что это? — Меня удивило количество шприцов.

— Это дезоморфин, Кнопка. Отвратная замена моему старому другу, кокаину. Но, всё же, хоть что-то…

— Зачем это? — Меня не столько волновало то, что я только что стала посредником в передаче наркотиков, как то, что Наркоман перешел на что-то новое.

— А ты знала, что люди, имеющие зависимость от кокаина, не живут более двух лет? — Он надменно изогнул левую бровь: — Мне-то всё равно. Я просто хочу попробовать, как же некоторые из них переходят на что-то другое. В попытке спасти себе жизнь, губят её чем-то ещё.

— Почему ты не завяжешь?

— Потому что я не хочу, — его ответ был безрадостным, но уверенным.

— А почему ты сказал, что иглы заражены?

— А потому, Кнопка, что передал мне их Фред, верно?

Я кивнула, не понимая, к чему он ведет.

— Вот, — Наркоман свернул бумагу, заново перетягивая ее лентой: — А раз Фред решил мне помочь, значит, есть в этом какой-то подвох.