История и зоология мифических животных - Олег Ивик

Филострат в «Жизни Аполлония Тианского» упоминает Ламию, обитавшую в окрестностях Коринфа, — она пожирала юношей, причем предпочитала красавцев. Ламия эта была оборотнем — она умела притворяться прекрасной женщиной. Аполлоний застал ее на месте преступления, когда чудовище справляло свадьбу с неким Мениппом. Но мудрец проник в ее коварную сущность и публично объявил: «Эта вот ласковая невеста — одна из эмпус, коих многие полагают упырями (буквально — «ламиями». — О. И.) и оборотнями. Они и влюбляются, и любострастию привержены, а еще пуще любят человечье мясо — потому-то и завлекают в любострастные сети тех, кого желают сожрать». После такого обличения вся роскошная утварь свадебного стола, равно как и прислуга, немедленно исчезли, ибо и они были привидениями. Сама же Ламия не исчезла, но стала рыдать и «умолять не мучить ее и не принуждать к свидетельству о подлинной своей природе». Но Аполлоний был тверд. И тогда «невеста» призналось, «что она и вправду эмпуса и что хотела она откормить Мениппа удовольствиями себе в пищу, ибо в обычае у нее выбирать в пищу прекрасные и юные тела ради их здоровой крови».

Собственно, чудовище здесь было сражено не силой оружия и даже не заклятиями, а лишь правдивыми обличениями. Но позднее герой книги, Аполлоний, будет рассказывать, что уничтожил коринфскую Ламию с помощью Геракла, который к тому времени давно уже превратился в бога и запросил за содействие «медовую лепешку, да горсть ладана, да подвиг во спасение людей».

Согласно Филострату, ламии и эмпусы — близкие формы. Но сведения об эмпусах сохранились еще более скудные, чем о ламиях. Лукиан писал, что Эмпуса «изменяла свой вид на тысячу ладов». Собственно, единственное более-менее подробное описание Эмпусы сохранилось в «Лягушках» Аристофана. Его герои видят «огромного зверя», который меняет свой облик: «то бык, то мул, то женщина он с виду…» Поскольку один из героев комедии, Дионис, был богом, то его не испугал оборотень, и он уже собрался обнять красотку, но та превратилась в собаку. Но, несмотря на частые превращения, был у Эмпусы, вероятно, и свой собственный облик — с горящим лицом и разными ногами: одна — из меди, другая — из навоза (об этом тоже пишет Аристофан).

Довольно подробно, хотя и противоречиво, описал Эмпусу византийский энциклопедист десятого века Свида. Конечно, он жил слишком поздно, чтобы лично наблюдать это сугубо античное чудовище или хотя бы воспользоваться свидетельствами очевидцев. Но вероятно, Свида имел какие-то источники, которые не дошли до наших дней. Он не только подтверждает сведения, сообщенные Аристофаном, но в добавление к бронзовой и навозной ноге приписывает Эмпусе еще и ослиную. Он пишет, что она посещала безнадежных больных и обычно появлялась из темноты. Впрочем, Эмпуса могла показаться и при свете дня, если люди приносили жертвы умершим. Она подчинялась богине Гекате, а быть может, попросту сама Геката принимала облик Эмпусы. Но описание богини выходит за рамки данной книги, посвященной мифозоям.

Одними из самых распространенных и многочисленных животных античной мифологии были кентавры. Информация о них весьма обширна и достаточно непротиворечива.

Кентавры жили на территории Греции по крайней мере до середины тринадцатого века до н.э., но, вероятно, встречались и позднее. Обыкновенно они представляли собой коня, у которого вместо шеи имелся человеческий торс с человеческой же головой. Правда, на ранних изображениях передние ноги у кентавров бывают тоже человеческими (с «приставленным» к ягодицам конским корпусом), но это, вероятно, ошибка художников, которым не привелось встречаться с замечательными животными лично. Кентавры были воинами и охотниками, прекрасно приспособленными к жизни в лесах. Еврипид в трагедии «Геракл» упоминает «буйных кентавров стада, что неслись по лесам и над кручей…». Маловероятно, чтобы существа, имевшие ноги разной длины и конструкции, могли быть столь подвижны.

Кентавры считались красивыми и гармоничными животными. Овидий так описывает одного из них, по имени Киллар:

Интересно, что кентавры имели два комплекта половых органов, один на человеческом торсе и второй на лошадином, — эта особенность нередко видна на античных изображениях. Правда, иногда она не просматривается, но это можно отнести на счет скромности или неосведомленности художника. О. М. Иванова-Казас сообщает, что ее коллеги А.П. Римский-Корсаков и Н.Н. Кондаков, обсуждая внутреннюю организацию кентавра, допускали «одновременное существование двух мощных сердец (человеческого и лошадиного), но у них были сомнения относительно половой системы». Кстати, сама исследовательница придерживается ошибочной, по мнению авторов настоящей книги, точки зрения на проблему половой жизни кентавров. Она пишет: «В классической литературе кентавры женского пола не упоминаются — получается совершенно беспрецедентная с биологической точки зрения ситуация — вид кентавров представлен только самцами и его воспроизведение осуществляется с помощью самок другого вида».

Авторы настоящей книги нашли в античной литературе неоднократные (хотя и не слишком частые) упоминания о самках кентавров. Имеются и их изображения. Интересно, что у кентавров женского пола дублировались молочные железы. На знаменитой картине жившего в пятом веке до н.э. художника Зевксиса были изображены кентаврессы, кормящие своих детей. Картина до наших дней не дошла, но ее подробное описание оставил Лукиан:

«На цветущем лугу изображена сама кентавресса, лошадиной частью тела она целиком лежит на земле, вытянув назад задние ноги, вся же человеческая, женская половина ее легко приподнята и, словно пробудившись, опирается на локоть… Одного из детенышей она держит, подняв на руки, и кормит по-человечески, давая ему женскую грудь, другой, как жеребенок, припал к лошадиным сосцам».

Заблуждение современных биологов по поводу того, что кентавры были представлены особями только одного пола, вероятно, разделяли и некоторые жители Древней Греции. Возможно, это было связано с тем, что самки кентавров действительно редко упоминаются в литературе. Это дало основание Филострату Старшему написать специальное эссе, посвященное вопросу размножения кентавров. В основе его, как и у Лукиана, лежит описание картины, созданной античным живописцем и изображающей стадо кентавров на отдыхе.

«Ты, может быть, думал, что все это стадо кентавров родилось “из дуба или скалы” или, Зевсом клянусь, лишь от тех лошадей, с которыми, как говорят, сочетался сын Иксиона, от которого будто бы родились кентавры, существа такого смешанного вида? Конечно, нет; были у них однородные с ними и матери, а затем и жены, и жеребята в виде малых детей, и жили они приятно и счастливо… Прекрасны там пещеры и источники, и около них женщины-кентавриды; если забудем об их лошадином теле, они подобны наядам; если же будем их представлять с лошадиной фигурой, то их мы можем сравнить с амазонками: нежность, присущая женскому облику, получает здесь силу и крепость, так как в них уже ясно проглядывает мощный облик коня. А вот это — кентавры-младенцы: одни лежат в пеленках, другие уже выскользнули оттуда; одни как будто бы плачут, другие же чувствуют себя превосходно и улыбаются у материнской груди, “молоком обильно текущей”… Как красивы эти женщины-кентавриды даже в их лошадином образе! Одни из них срослись с телами белых коней, другие же соединились с золотисто-рыжими, иных художник представил нам пестрыми; они блестят так же, как хорошо откормленные лошади. С телом вороного коня срослась белая кентаврида, и эта столь полная противоположность цветов прекрасно гармонирует здесь, лишь подчеркивая соответствие красоты в обеих частях».