Спецназовец. За безупречную службу - Андрей Воронин

Ничего странного Юрий в этом не видел. Странно, на его взгляд, было другое — не то, о чем говорил Ростислав Гаврилович, а то, о чем генерал промолчал. Полученная информация всего лишь подтверждала версию, согласно которой захватившие «Точмаш» люди были никакие не рейдеры, а обыкновенные налетчики, до сих пор не нашедшие того, за чем пришли. Горчаков и его семья почти наверняка были взяты в заложники, начальник местной полиции либо уродился болваном, каких поискать, либо имел с этого дела свой клок шерсти. В любом случае, генерал Алексеев оказался прав, когда не захотел действовать официальным порядком.

В общем, информация была вполне ожидаемая, в меру скудная и не внесла в картину происходящего ничего нового. Зато в связи с ней у Юрия возник один вопрос: а откуда, собственно, его превосходительство эту информацию получил? Кто ему обо всем так оперативно доложил, кто донес? Неужели та история с гибелью Камышева так крепко его зацепила, что он в ущерб другим делам целых полгода держит в этой дыре кого-то из своих оперативников? А если так, почему не дал Юрию его координаты? Одна голова хорошо, а две лучше… Или у Ростислава Гавриловича есть основания считать, что применительно к данному случаю старая поговорка неверна?

Чтобы не пропустить последующие звонки генерала, он не стал включать музыку. Музыка хороша, да и то в меру, когда едешь покататься для собственного удовольствия или просто спешишь куда-то по не слишком важному, бытовому делу. Музыка — это всего лишь еще одна разновидность наркотика: она либо расслабляет, либо, наоборот, вызывает бурные эмоции, делая человека более агрессивным, чем обычно, и настраивая на лихой, героический лад — море по колено, горы по плечо и так далее. На задании, даже самом простеньком, и то, и другое смерти подобно. Эмоции на задании только мешают, полевому агенту при исполнении надлежит быть собранным, сосредоточенным и холодным, как скальпель хирурга.

Поэтому Юрий гнал машину почти строго на восток в тишине, слыша лишь ровный гул мотора, шорох и шлепки покрышек по горячему асфальту шоссе да монотонный шелест рассекаемого обтекателями боковых зеркал воздуха. Карабкающееся вверх по безоблачному небосводу солнце постепенно скрылось за краем крыши, перестав слепить глаза. Оно старательно калило машину, явно вознамерившись испечь майора Якушева заживо, но кондиционер в этом обшитом изнутри светлой натуральной кожей катафалке работал отменно, и солнце старалось зря. На покатом, закругленном спереди капоте яростно сверкал хромом навек застывший в прыжке хищник из семейства кошачьих — слава богу, отлитый не в натуральную величину. Скорость в этом роскошном сундуке на колесиках совсем не чувствовалась, и, глянув на спидометр, Юрий ослабил давление на педаль газа: там, на спидометре, было уже сто восемьдесят, а Ростислав Гаврилович, помнится, посылал его не в рай, а в Мокшанск. А впрочем, какой там рай! Юрий был процентов на девяносто пять уверен, что бесы в чистилище начинают многозначительно перемигиваться и плотоядно потирать руки, едва заслышав его фамилию: скорей бы уже, что ли, надоело ждать! Если так, то торопиться тем более не стоит: без малого сорок лет ждали и еще подождут, ничего им, сатанинскому отродью, не сделается…

Краем глаза он все время ловил у себя за спиной, на фоне правого заднего окна, ритмичное движение темного широкоплечего силуэта. Юрий знал, что это такое, но путь ему предстоял неблизкий, бесконечно гонять по кругу одни и те же мысли и немногочисленные известные факты не имело смысла, и он расслабился, отдавшись во власть навеянной этим монотонным раскачиванием иллюзии, будто находится в машине не один. Это была приятная, вселяющая оптимизм и веру в светлое будущее иллюзия, особенно если представить, что там, на заднем сидении, развалился Ти-Рекс, с которым Юрий прошел огонь, воду и медные трубы. Да, будь с ним Быков, перспектива голыми руками разогнать на все четыре стороны света банду вооруженных до зубов профессиональных налетчиков волновала бы Юрия не больше, чем необходимость принять душ и побриться: лень, конечно, но дело, во-первых, нужное, а во-вторых, пустяковое, так что можно и потерпеть…

Но никакого Быкова в машине не было — там, сзади, подвешенная к ручке над дверью, болталась распялка с черным деловым костюмом в пластиковом чехле. Костюм, как и машину, Юрий видел впервые в жизни. Он его не примерял, но не сомневался, что тот сядет как влитой. Роскошный «ягуар» вместе с этим костюмом он обнаружил у своего подъезда, а состряпанную наспех, шитую белыми нитками легенду Ростислав Гаврилович поведал ему буквально в двух словах, вручая ключи от машины. От ответа на вполне законный вопрос, откуда эта машина взялась, его превосходительство уклонился в своей фирменной манере, просто сделав вид, что не услышал, а когда Якушев спросил, почему для выполнения задания ему подогнали всего лишь «ягуар», а не «майбах» или соплеменный «ягуару» «роллс-ройс», молча бросил красноречивый взгляд на часы. И Юрий сдался, прекратив ненужные расспросы, хотя уже тогда ему до смерти хотелось узнать, каким образом все это было добыто, доставлено и организовано за тот мизерный промежуток времени, что прошел между звонком жены Горчакова господину генералу и его звонком в дверь Якушева. Зато, по крайней мере, стало понятно, почему там, на кухне, его превосходительство был так неторопливо многословен: время тянул, ждал, пока к подъезду подгонят вот это корыто…

На пластиковом чехле, в который был упакован костюм, красовался тисненый золотом логотип всемирно известного производителя. Костюмчик, таким образом, стоил, как подержанная «Лада», и, чтобы почувствовать себя настоящим Джеймсом Бондом, Юрию не хватало, пожалуй, только одного: чтобы «ягуар» оказался «астон-мартином». Оперативность генерала Алексеева на этот раз граничила с обыкновенной спешкой — вернее, с необыкновенной, экстренной, чуть ли не панической, — и на фоне всего этого было нетрудно вообразить, что и впрямь едешь спасать мир. Жаль было только, что спасать мир придется не в швейцарских Альпах и не на каких-нибудь экзотических южных островах, а в захолустном Мокшанске. Но в этом плане утешаться оставалось лишь цитатой из бородатого анекдота: родину не выбирают, сынок…

Злое солнце потихонечку перекочевывало по небу в направлении багажника «ягуара», слепя глаза, только когда отражалось от ветровых стекол и хромированных деталей встречных автомобилей. По обтянутому светлой кожей салону перемещались косые тени боковых стоек, навстречу неслись похожие на следы трассирующих пуль прерывистые линии разметки, мелькали километровые столбики и синие щиты дорожных указателей. На подслеповатом из-за яркого дневного света дисплее спутникового навигатора неподвижно замерла жирная, направленная острием по ходу движения машины стрела, справа и слева от которой неторопливо перемещались схематичные контуры местности: ломаные черные линии второстепенных дорог, голубые змейки рек и неровные пятнышки озер. Навигатор помалкивал: сказать ему было нечего, да и звук Юрий отключил сразу же, как только выехал из своего двора, поскольку его всегда раздражал гнусавый женский голос, монотонно повторяющий: «Через пятьсот метров поверните направо; через четыреста метров поверните направо; поворот направо; неверное направление, разворот через двести метров»…

В пачке сигарет множились, сливаясь друг с другом, темные полости, пепельница под приборным щитком потихоньку наполнялась, являя собой неприглядное зрелище, смахивающее на забитый скрюченными мертвыми телами ров. Машина жадно глотала километры, выплевывая их дымком из выхлопной трубы, двигатель чуть слышно пел на высокой ноте, с аппетитом пожирая бензин высшей очистки. Время не стояло на месте, и к тому моменту, когда «ягуар», не сбавляя скорости, проскочил мимо громоздкой бетонной стелы, уведомляющей, что Юрий въехал на территорию автономии, административной единицей которой является город Мокшанск, мстительное закатное солнце уже вовсю сводило с ним счеты, слепя глаза через зеркала заднего вида.