Мистер Муллинер рассказывает - Пелам Вудхаус

– А теперь, очень даже вероятно, выиграешь матч на двенадцатой.

Джон Гуч болезненно вздрогнул:

– Ну, ты все-таки не способен играть так скверно.

– В пятницу буду способен.

– Ты хочешь сказать, что не будешь стараться?

– Именно.

– Ты пал настолько низко, что способен играть хуже своих возможностей?

– Вот именно.

– Пилчер, – сказал Джон Гуч ледяным тоном, – ты последний подлюга, и с самого начала ты мне очень не понравился.

Наверное, вы подумали, что после разговора, который я только что изложил, самая низкая из низких хитростей Фредерика Пилчера не удивила бы Джона Гуча. И тем не менее я ничуть не преувеличу, если скажу, что он был абсолютно ошеломлен, когда утром в пятницу тот вышел из клуба, чтобы присоединиться к нему у первой лунки.

Джон Гуч выбрался на поле спозаранку, чтобы немного попрактиковаться. Одним из наиболее вопиющих его недостатков как игрока в гольф была манера посылать мяч чуть правее, чем следовало. И ему пришло в голову, что стоит перед началом матча сделать несколько ударов по мячу и установить причину такого смещения, чтобы найти оптимальную позу, которая гарантирует его максимум. Он бил уже по третьему мячу, когда появился Фредерик Пилчер.

– Что… что… что!.. – охнул Джон Гуч.

Ибо Фредерик сменил горчичного цвета гольфы, в которых имел обыкновение оскорблять взгляды соперников и зрителей, на элегантную визитку, желтый жилет, полосатые брюки и лакированные туфли, прикрытые гетрами. Под подбородком высокий, туго накрахмаленный воротничок, а на голове цилиндр такой глянцевитый, какой можно увидеть только у игроков на бирже. Костюм явно его стеснял, однако на губах Фредерика играла ухмылка, которую он и не пытался скрыть.

– Что такое? – осведомился он.

– Зачем ты так оделся? – Джон Гуч испустил стон. – Я понял! Ты думаешь, в таком костюме тебе будет легче мазать!

– Подобная мысль приходила мне в голову, – небрежно ответил Фредерик Пилчер.

– Ты дьявол!

– Ну-ну, Джон! Разве можно так называть друга?

– Ты мне не друг.

– Жаль! – сказал Фредерик Пилчер. – А я надеялся, что ты попросишь меня быть твоим шафером. – Он вытащил клюшку из сумки и попытался размахнуться ею. – Удивительно, какую важную роль играет одежда! Ты не поверишь, как визитка стягивает плечи. У меня такое ощущение, будто я сардинка и пытаюсь поразмяться в консервной банке.

Мир расплылся в глазах Джона Гуча. Затем туман рассеялся, и он пригвоздил Фредерика Пилчера гипнотическим взглядом.

– Ты будешь играть хорошо, – произнес он, выговаривая каждое слово медленно и четко. – Ты будешь играть хорошо. Ты будешь играть хорошо. Ты…

– Прекрати! – взвизгнул Фредерик Пилчер.

– Ты будешь играть хорошо. Ты будешь…

На плечо Гуча опустилась тяжелая ладонь. На него, грозно нахмурясь, смотрел Сидни Макмэрдо.

– Без дурацкого рыцарства! – сказал Сидни Макмэрдо. – Матч будет вестись строго в духе… Какого черта вы так вырядились? – сурово вопросил он, повернувшись к Фредерику Пилчеру.

– Мне… мне надо будет поехать в Сити сразу после матча, – сказал Пилчер. – У меня не будет времени переодеться.

– Хм-м. Ну, это ваше дело. Пошли, – сказал Сидни Макмэрдо, поскрежетав зубами. – Мне велено быть рефери этого матча, и я не намерен торчать тут весь день. Бросьте жребий, кому начинать, слизняки.

Джон Гуч подбросил монетку. Фредерик Пилчер выбрал решку. Монета упала решкой вниз.

– Начинай, рептилия, – сказал Сидни Макмэрдо.

Примериваясь для удара, Джон Гуч испытал какое-то странное чувство, которое распознал не сразу. И только когда он взмахнул клюшкой два-три раза и отвел ее для четвертого взмаха, его осенило, что это странное чувство было не чем иным, как уверенностью. Впервые в жизни он словно бы твердо знал, что удар будет точным и мяч приземлится как раз там, где требуется. И тут до него дошла жуткая правда. Его подсознание неверно истолковало смысл его недавней декламации и очень мило восприняло ее прямо наоборот.

О подсознании написаны тома и тома, и все они ясно свидетельствуют, что среди последних тупиц и бестолковых олухов оно занимает первое место. Всякий, хоть с каплей ума в голове, понял бы, что Джон Гуч, приговаривая «ты будешь играть хорошо», обращался к Фредерику Пилчеру, но его подсознание дало маху. Оно услышало, как Джон Гуч твердил «ты будешь играть хорошо», и теперь прилагало все усилия, чтобы он играл как можно лучше.

Бедняга сделал все возможное. Сообразив, что происходит, он отчаянно напрягся, пытаясь сбить клюшку с курса, когда она взмыла над его плечом. Возможно, вы не забыли, у Арно Массэ, когда он выиграл открытый чемпионат Англии среди любителей, была манера словно бы вилять кончиком клюшки, когда она находилась в высшей точке размаха, а в результате мяч пролетал несколько лишних ярдов. Джон Гуч своим усилием испортить удар в точности воспроизвел это виляние. Мяч описал пологую дугу над ямой с песком, на которую Джон Гуч надеялся потратить минимум три удара, и упал так близко от лунки, что, со всей очевидностью, спасти его могло лишь чудо.

Когда Фредерик Пилчер встал в позицию, на его губах играла сардоническая улыбка. Еще минута, и он заметно отстанет, не его вина будет, если он не сумеет закрепить такое преимущество. Он отвел клюшку. Его визитка, скроенная модным портным, который, как все модные портные, рвал на себе волосы, если его изделия позволяли заказчикам дышать, была такой тесной, что он сумел приподнять клюшку лишь наполовину, после чего опустил ее вялым полукругом.

– Хорошо! – невольно сказал Сидни Макмэрдо. Он презирал Фредерика Пилчера, не терпел его, но истово любил гольф. И не мог не воздать должной хвалы отличному удару.

Ибо мяч не запрыгал вниз по склону, как уповал Фредерик Пилчер, но со свистом понесся по воздуху, будто артиллерийский снаряд. Он упал возле мяча Джона Гуча, пропрыгал мимо и выкатился на траву у лунки.

Объяснение, разумеется, было самое простое. Фредерик Пилчер в своем нормальном костюме для гольфа обычно замахивался чересчур сильно. От этого недостатка тесная визитка полностью его избавила. А другой его постоянный недостаток – он имел обыкновение вздергивать голову – был нейтрализован цилиндром на этой голове. Пилчер намеревался вздернуть головой так, чтобы у него хрустнул позвоночник, однако незримое влияние вереницы предков, которые весь свой интеллект посвящали тому, чтобы в ветреные дни удерживать цилиндры на положенном месте, парализовало его волю.

Минуту спустя они прошли лунку с равным счетом – за четыре удара каждый.

Как и следующую, водяную, но за три удара каждый. Третья – на порядочном расстоянии и за гребнем холма – потребовала от обоих по пяти ударов.

А когда они приближались к четвертой лунке, и Фредерик Пилчер и Джон Гуч одновременно впали в безумие.