Лис - Михаил Ефимович Нисенбаум

явить себя без забрала, доказать доверие, готовность раскрыться. Перед женщинами на пляже или в бассейне раздеваться неохота, а перед другими голыми мужиками – с легким сердцем. Признание Караева было стыдным, как банная нагота, но именно так и может возникнуть доверие между людьми, давно не способными доверять никому.

Где-то в дальних комнатах несколько раз принимался звонить телефон, и Водовзводнов понял, что пора откланяться. Неизменно любезное лицо Караева показалось ему маской. Ректор устал.

– У меня для вас небольшой сувенир, Игорь Анисимович, – сказал миллиардер, поднимаясь из-за стола.

– Вилла в Ницце? – пошутил Водовзводнов.

– Всему свое время.

Караев подошел к шкафу, украшенному инкрустированными желудями, и извлек оттуда объемистый кофр вроде тех, в каких молодоженам со связями дарят дорогое постельное белье. Султан Вагизович раскрыл кофр и потянул из него нечто переливчатое, сказочное, испещренное узорами.

– Уверен, вам подойдет. И все же приложите, чтобы я был спокоен.

Игорь Анисимович недоверчиво принял из пухлых рук хозяина подарок и рассмотрел его. Это был роскошный персидский халат темно-синего шелка, украшенный тончайшей ручной вышивкой, в которой тонкость не отменяла мужественности. В ночной сини шелка парили пурпурные плоды граната, в надломах виднелись золотые зерна.

– Во Франкфурте куплено, в сердце Европы, – сообщил Султан Вагизович.

Показалось Игорю Анисимовичу, что в черном, как нефть, зрачке, полыхнула мгновенная усмешка? Показалось. После плотного завтрака в плотном халате ректора прошиб пот.

Машина везла будущего члена совета директоров Госнафты сквозь тоннель солнечных зайчиков. Сонное лицо ректора сохраняло невозмутимость полководца-победителя. Удовольствие от сегодняшней встречи и воодушевленное ожидание приятных перемен едва удерживалось в тонкой сетке сомнений. Впереди были новые связи, новые возможности для института, новая власть. Однако цена этой власти пока не объявлена и вряд ли он узнает о ней от самого Караева. Восточный правитель с европейским образованием, вкусом и манерами подарил ему, Водовзводнову, персидский халат. Да и все происходящее сегодня напоминает парадокс, восточную головоломку. Но нет такого парадокса, с которым он, Игорь Водовзводнов, не справится.

Игорь Анисимович посмотрел на фуражку водителя, усмехнулся и похлопал ладонью по лежавшему рядом на кожаном сиденье кофру с подарком.

Глава 6

Одна тысяча девятьсот девяносто седьмой

Заседание Ученого совета подходило к концу. Как обычно, самые важные вопросы оставлялись напоследок. Сегодня главный пункт – изменение статуса. Водовзводнов чувствовал легкую досаду: его давняя идея превратить институт в университет вот-вот станет общей идеей всего Ученого совета; каждый профессор, каждый завкафедрой может считать его, Водовзводнова, достижение своим собственным. Но ничего не поделаешь – такова процедура.

С самого начала заседание шло негладко. Долго обсуждали отчет комиссии по Волгоградскому филиалу, потом этот никому не нужный спор о часах по конституционному праву зарубежных стран. И каждый раз шумели одни и те же: Бесчастный, Равич, Чешкин. У Чешкина такой характер: не упустит ни одной возможности привлечь к себе внимание. Что обсуждают, какую позицию отстаивать – ему все равно. Равич – буквоед, к каждой запятой прицепится. Хочет быть бо́льшим католиком, чем папа римский. Но хуже всех Бесчастный. Этот даже не скрывает свою цель – занять ректорское кресло на ближайших выборах.

Он, Водовзводнов, день за днем строит вуз, отлаживает учебный процесс, приглашает лучшую профессуру, пользуется любым случаем напомнить об институте в Госкомвузе, в мэрии, в Администрации, а этот щелкопер хочет жать, где не сеял. Главное, вопить побольше и распускать павлиний хвост. Тоже мне, звезда эфира.

Наконец, подошли к главному пункту. Водовзводнов коротко изложил условия: статус университета дает другое финансирование, ставки, академические надбавки, больше возможностей для дружбы с госструктурами и госкорпорациями. Диплом университета ценится выше. Впрочем, для получения нового статуса придется кое-что изменить. Игорь Анисимович принялся было перечислять планируемые шаги, но тут увидел, как Бесчастный поднимает руку, а за ней тут же поднимается сам, даже не дождавшись окончания ректорского выступления:

– Господа! Дамы! Университет – это прекрасно. Но нашему институту полвека, у нас славное, давнее имя. Диплом ОЗФЮИ получали многие знаменитые люди, в их числе те, кто сейчас находится в этом зале.

Бесчастный недвусмысленно намекал на то, что он, в отличие от Водовзводнова, – выпускник ОЗФЮИ и имеет больше причин считать себя патриотом института.

– Давайте добиваться новых возможностей, но при этом сохраним дорогую память о прошлом. Я за сохранение прежнего названия. Пусть вместо «общесоюзного» будет «общероссийский», я не возражаю.

Игорю Анисимовичу привиделась гигантская мухобойка, которой он не задумываясь прихлопнул бы прямо сейчас выскочку и пустозвона. Выступление Бесчастного – демагогия, провокация ради провокации. Разумеется, теперь Ученый совет принялся обсуждать славное имя ОЗФЮИ, вспоминать ветеранов, выпускников, трудные годы. Переждав это ностальгическое наводнение, Водовзводнов предложил проголосовать по вопросу о переходе из институтов в университеты, не касаясь переименования. Дискутировали и по этому поводу.

Наконец, началось голосование. При несомненной выгоде нового статуса, больше половины членов Ученого совета проголосовали против. Кто-то поддался красноречию Бесчастного, кто-то присягал на верность общесоюзной старине, и все оппоненты воспользовались возможностью утереть нос новому ректору. Дроздовская, ученый секретарь, объявила заседание закрытым. Члены совета долго выходили из зала, переговаривались, обменивались улыбками, пожимали друг другу руки.

Вернувшись в кабинет, Игорь Анисимович обнаружил, что у него дрожат пальцы. Силы покинули его. Несколько минут он сидел в кресле не двигаясь и смотрел на крышку хрустальной чернильницы, ни разу не наполненной чернилами, из письменного прибора, подаренного на пятидесятилетие. Так работать невозможно. Если даже усовершенствования, которые сулят вузу и каждому преподавателю несомненные выгоды, приходится пробивать такими усилиями, как предлагать Ученому совету что-то необходимое, но не всем приятное?

Перед тем как прикурить, Игорь Анисимович с полминуты смотрел на язычок огня, выпроставшийся из сопла зажигалки. Огонек напоминал о древних маяках на Босфоре, Византии и Султане Караеве. Водовзводнов почувствовал, что успокаивается, поднес огонь к кончику сигареты и сделал первую затяжку. Выпуская дым, подумал: «Бесчастный и остальные, они такие смелые почему? Потому что не боятся за свое место. Двадцать или тридцать лет назад кто-то принял их на работу, и они уверены, что это их пожизненная привилегия. Если нет прогулов или других вопиющих нарушений, если не объявлять выговоры с занесением, они так и останутся на своих местах, пока смерть не разлучит нас. Ректор будет заботиться о повышении зарплат, о новом здании, о престиже, а эти динозавры станут нос воротить и самовыражаться на Ученом совете. Это нужно изменить». Инфляция нынче такая – долго от повышения зарплаты даже самые гордые староверы отказываться не будут. Но теперь уж он распорядится их согласием по-своему. Новый статус – значит новый устав. В новом уставе будут прописаны новые условия сотрудничества. И у ректората достаточно сил, чтобы настоять на своем.

•

Из типографии пришел учебник-словарь, пока только сигнальный экземпляр. Тираж завезут на склад через неделю. Какое поразительное чувство – взять в руки книгу, которая еще