Молот и "Грушевое дерево". Убийства в Рэтклиффе - Т. А. Критчли

Магистраты немедленно приказали полицейским начать поиск. И вчера вечером были предприняты все усилия к поимке указанного лица. Можно с удовлетворением сказать, что этот человек будет, несомненно, обнаружен.

Насколько официально известно, есть только две персоны, связанные с обоими страшными преступлениями. Как утверждают, факт, что Уильямса видели бегущим неподалеку от дома Уильямсонов после того, как поднялась тревога, будет подтвержден показаниями некоего Джонсона во время следующих слушаний по делу подозреваемого».

Это был прогресс: мистер Вермилло навел следствие еще на одного человека, кроме Уильямса, скорее всего тоже проживавшего в «Грушевом дереве» или по крайней мере имевшего доступ к сундучку Питерсона. Вермилло ничего не стоило его опознать, и, как отмечалось, перспективы его поимки были весьма радужными. Полицейские уже прочесывали Лондон в поисках этого типа. Теперь полагали, что убийства Уильямсонов совершили двое. Если принять, что один из них Джон Уильямс, другим мог быть высокий мужчина, который, как увидел Тернер, наклонился тогда над телом миссис Уильямсон. Тот самый, который, по словам Джонсона, после того, как поднялась тревога, бежал по Нью-Грейвел-лейн в сторону Рэтклифф-хайуэй и кричал своему низкорослому товарищу (Уильямсу?): «Ну, давай же, Махони! (Или Хьюи) Давай же!»

Все складывалось слишком просто. Однако таинственного человека, о котором говорил Вермилло, еще только предстояло найти. Но в какой степени можно было полагаться на слова сидящего за решеткой должника? И еще: если один из бегущих по Нью-Грейвел-лейн, кого видел и опознал Джонсон, – Уильямс, в таком случае он должен быть ниже другого. Однако по свидетельству того же Джонсона, товарищ обращался к коротышке Махони или Хьюи. Ни одно из этих имен никак не перепутать с именем Джон или Уильямс. Возможно, существовало простое объяснение: если Уильямс, как теперь утверждали, родился в Ирландии, а не в Шотландии, не исключено, что его настоящее имя и есть одно из тех, которые слышал Джонсон. Но если даже так, остается еще один необъяснимый факт. Допустим, Уильямсонов убивали двое и они были теми самыми людьми, которых видели бегущими к Рэтклифф-хайуэй. Как в таком случае быть со следами на глиняном склоне позади «Королевского герба»? С открытым окном и кровью на подоконнике? Если неизвестные скрылись этим путем, у них наверняка хватило бы ума не обегать дом и не появляться с фасада, где собралась толпа, наблюдавшая за отчаянным спуском Тернера. А если убийц было трое? Или те двое, которых видел Джонсон, не имели отношения к преступлению?

Тем временем Ааран Грэм провел часть Рождества, вникая в действия еще одного ирландца, носившего подозрительное имя Малони. Уж не из тех ли он мужчин, которых видел Джонсон? Рано утром Грэм получил письмо от Тейлора, капитана фрегата «Воробей», стоявшего на якоре в Детфорде. Тейлор сообщал, что несколько дней назад в его команду вступил некто Малони, соответствующий описаниям одного из убийц (он не назвал которого). Грэм послал полицейского Бейкона арестовать человека и доставить в Лондон. Оба вернулись вечером. Поскольку в праздничный день суд был закрыт, Грэм допрашивал подозреваемого в расположенном по соседству собственном доме. Его не удовлетворили объяснения Малони, и он запер его на ночь в сторожке.

Погода на то Рождество выдалась приятной, но прохладной. Температура весь день едва поднималась выше нуля, а к одиннадцати часам вечера опустилась до четырех градусов мороза. С реки потянуло холодом, и это вполне соответствовало настроению бесчисленных напуганных семей, ютившихся в мрачных джунглях лачуг под сенью огромной стены дока. Они искали тепла и безопасности, и в их головах мелькала одна мысль: был ли Уильямс единственным убийцей? Скоро ли его повесят? И окажется ли он на перекладине в одиночестве или вместе с подельниками? Вот это будет зрелище! Самое потрясающее с тех пор, как казнили Ричарда Патча, лучше не найти.

Магистраты же в своих хороших, охраняемых домах могли немного расслабиться. Уильямс надежно заперт в тюрьме «Колдбат-Филдс», Малони помещен в крошечную сторожку, Дрисколл на всякий случай за решеткой, а Вермилло готов в обмен на свободу заговорить. Магистраты вполне заслужили свой рождественский ужин, и надо хотя бы на пару часов забыть о мрачных ужасах двух предшествующих недель. Может, кто-то из них так и поступил, но один никак не мог выкинуть дело из головы. Весь день, где бы он ни появлялся, его осаждали рассерженные, обеспокоенные люди, желающие знать, почему нет никаких результатов. И даже в одиннадцать часов, когда на промерзшие улицы вышли закутавшиеся в теплые пальто вооруженные патрульные, давление на магистратов не ослабло, наоборот, стало невыносимым, особенно для одного из них – художника, поэта, романиста и драматурга.

Джозеф Мозер из района Уоршип-стрит совмещал в себе все эти профессии. В шестьдесят три года он отошел от живописи и отдался сочинению «множества политических памфлетов, пьес и литературных произведений», которые, по признанию непредвзятого автора «Словаря национальных биографий», пользовались лишь временной популярностью. Однако обязанности магистрата этот человек исполнял «умело и ревностно». И теперь его рвение проявилось в письме в министерство внутренних дел, которому был предпослан следующий нарочито красноречивый заголовок:

«Спайтл-сквер, 25 декабря 1811 г.

11 часов вечера

Уважаемый сэр!

Получив сегодня вечером ваш циркуляр, я, как можете заметить, не теряя времени, направляю вам для информирования господина министра Райдера копию ответа на запрос министерства о количестве ночных сторожей и патрулей в приходе Уоршип-стрит. Письмо в ноябре 1804 года подготовил Дж. Кинг, эсквайр, и это, как я надеюсь, и есть документ, который вам требуется и который я имею честь вам переслать. В приходе весьма мрачные настроения, и стоит мне выйти за дверь, как меня осаждают вопросами, не пойманы ли убийцы. Ко мне приводили несколько подозрительных лиц, но после допроса их пришлось освободить. Я написал письмо мэру Нориджа относительно человека по имени Боннет, за которым отправил в Чесант своих полицейских. Когда те прибыли на место, то обнаружили, что он повесился в тюрьме. У меня сильные подозрения, что этот человек связан с недавними убийствами. Хотя, как я отметил, в районе тревожно, но никаких происшествий не случилось. Полицейские патрулируют улицы, каждый вечер осматривают питейные заведения и, естественно, докладывают обо всем мне. Тем не менее надеюсь, что мы сумеем успокоить общественность и в этой связи предпринять действенные меры, хотя потребуется известная осторожность, чтобы не усилить панику, которую мы намерены обуздать.

Имею честь выразить свое величайшее уважение.

Ваш покорный слуга

Джозеф Мозер».

На второй день Рождества снова была холодная погода, и с неба посыпалась ледяная крупа. Магистраты приказали разжечь хороший огонь в очаге помещения суда – предстояли очередные долгие слушания, несомненно, последние перед тем, как Уильямсу будут предъявлены обвинения в тяжком убийстве нескольких лиц. Пригласили пятерых свидетелей, а шестого, самого важного, с нетерпением ждали из Мальборо. И еще живущая по соседству с «Грушевым деревом» женщина, некая Орр, явилась по собственной инициативе с удивительным рассказом, устанавливающим связь Уильямса с еще одной, третьей стамеской. Отчасти благодаря сотрудничеству Вермилло появились ключи к разгадке тайны, и все быстро становилось на свои места. Утром «Таймс» сообщала: