Пленённая  - Эрика Адамс

– Подчинишься, или мне придётся лишить тебя того немного, что осталось при тебе.

Мерзкая сделка. Отец вынудил меня принять его условия. И мне было тошно оттого, что выбирая, мне пришлось спасти из-под занесённого над головой топора только одно. И брак. Обязательный и скоропалительный. Из всех претендентов отец выбрал мне в мужья Рексенора из рода Валент, объяснив это тем, что его род, пусть и недавно обосновавшийся в Верксале, но один из верных и никогда не отказывал правителю, изрядно пополняя его казну. Их золотой мечтой было стать правящей династией. Но притом они не выказывали огромных аппетитов, придерживаясь правил приличия.

Одной рукой отец решил казнить моего любимого, второй – закрепил сделку о бракосочетании с Рексенором. Но помимо всех прочих обстоятельств было ещё одно обстоятельство, державшееся в строжайшем секрете. Мной, отцом и ещё одной третьей стороной. Чуть позже об этом станет известно и Рексенору, но не сейчас…

Сейчас отец поставил передо мной ещё одно условие. Нарушая правила, будь готова испить из горькой чаши раскаяния до самого дна.

– Я не стану присутствовать на казни. Ты и без того вынудил меня предать того, кого я люблю всем сердцем!

Я не смогла удержаться на месте и вскочила, встревоженная.

– Станешь. Ты будешь присутствовать там под руку со своим будущим супругом. И ты поднимешь бокал вина не только за долгое процветание Верксала, но и за сохранение существующих порядков.

– Это слишком жестоко даже для тебя, Ликомед. Заставлять меня смотреть, как казнят любимого.

– Ликомед? Не отец?

Я покачала головой:

– Нет. Не могу заставить себя теперь называть тебя так. Только не сейчас.

Он усмехнулся в ответ:

– Настанет время, и ты поймёшь, что решение далось мне нелегко. Рано или поздно ты смиришься.

– Нет. Не смирюсь. Ты убиваешь не только невинного ради сохранения лица, ты убиваешь меня. Ты вонзаешь клинок по самую рукоять в сердце своей дочери.

– Поверь, Артемия, он обоюдоострый.

Я развернулась и хотела покинуть покои, но перед моим лицом захлопнули двери стражники отца.

– Немедленно отворите!

Никто из них даже не шелохнулся.

– Я не отпускал тебя, Артемия.

– Нет? Что ещё ты хочешь от меня?

– Мне больно понимать, что ты вдруг начала видеть во мне врага, но не отца. Ты воюешь не с теми.

Я отёрла слёзы, тёкшие из глаз:

– Своим решением ты навсегда разрубил всё то, что связывало нас, Ликомед. И ты неправ, утверждая, что я воюю не с теми. Как только ты испустишь дух, я отдам приказ перерыть носом каждую песчинку в Верксале, чтобы отыскать тех, кто подставил меня и Инсара. И я собственными руками залью ковш с расплавленным золотом в глотку ублюдкам.

Отец слабо улыбнулся:

– Ты считаешь меня совсем выжившим из ума и ни на что не годным стариком? Я уже отдал приказ своим верным людям искать. И они ищут…

– Недостаточно быстро! Если бы они искали как следует, уже бы нашли истинного виновника и ничего этого не было.

– Ты даже не представляешь, насколько это сложно: пытаться выкинуть за борт врага, притом не раскачивая лодку.

– Мне нет дела до красивых сравнений.

– Ты будешь счастлива, если вскоре найдут истинного виновника?

– Я буду счастлива только, если Инсар окажется жив. В противном случае – нет, больше никогда. Ты отдал приказ казнить его. И если это случится, моё счастье умрёт вместе с ним.

– Я молюсь о том, чтобы к завтрашнему утру стали известны подлинные имена виновников случившегося. В противном случае в полдень состоится казнь. Я больше не в силах сдерживать натиск Советников, требующих немедленной расправы.

Надежда робкой птицей билась в груди, но с каждой песчинкой, падающей на гору подобных ей же, трепыхания крыльев надежды становилось всё слабее. До тех пор, пока она совсем не умерла. Солнце уже стояло почти в самом зените, а в двери моих покоев тарабанили обеспокоенные слуги.

– Артемия, – послышался голос Рексенора, – отопри мне.

Я не ответила.

– Послушай, этот брак навязан мне так же, как и тебе. Но вдруг я смогу быть тебе другом?

Я распахнула двери настежь:

– Что тебе от меня надо?

Рексенор потеснил меня. Он производил странное впечатление: был выше и крепче меня, но, казалось, будто я, застывшая в дверном проёме, намного сильнее него.

– Я пришёл не с пустыми руками, – он приглашающе махнул рукой.

Слуги на носилках внесли большую клетку, накрытую плотной тканью.

– Открой, Артемия.

Я сдёрнула ткань с клетки. Там сидела пантера, уже подросшая, не котёнок. Едва я сдёрнула покрывало с клетки, пантера прыгнула на прутья, вгрызаясь зубами, и зарычала. Жёлтые звериные глаза смотрели прямо на меня.

– Я знаю, что у Ликомеда большой зверинец, но такого зверя там нет. Это мой подарок тебе. На свадьбу.

– Выйдите прочь. Все!

Слуги поклонились и торопливо покинули покои. Я потянулась к клетке, отпирая засов.

– Нет, постой! – крикнул Рексенор, но было уже поздно. Засов щёлкнул в сторону и дверца распахнулась. Пантера насторожённо посмотрела на меня и, крадучись на мягких лапах, подошла к дверце.

– Артемия… Нужно позвать кого-то из стражей. Она дикая.

– Нет. Она станет ручной, – я осторожно протянула руку. Пантера обнюхала мою руку, втягивая воздух, и лизнула шершавым языком. Чуть помедлив, гибкоё черное тело зверя выскользнуло из клетки, укладываясь к моим ногам.

– Я же сказала, что она станет ручной, Рексенор.

Тот опасливо покосился и хотел было податься в мою сторону, но пантера разинула пасть и зашипела, обнажая клыки.

– Не стоит лезть к ней. Ты ей не пришёлся по вкусу. Я назову её Шен-Ри.

– Чёрная смерть? Хорошее имя…

– Ты говорил, что хочешь стать мне другом? Не думаю, что у меня хоть когда-то будут верные друзья.

– Увы, большим стать я не смогу, как бы не хотели этого мои родичи, – усмехнулся Рексенор, – меня не особо привлекают…

– Женщины? – спокойно спросила я.

– Да. Я спал и с ними, но…

– Можешь не объяснять мне ничего. Это твоё личное дело. Наш брак – всего лишь сделка. В которой мы стали разменными монетами. Но это не означает, что монеты не могут договориться между собой, как сосуществовать вместе.

Рексенор согласно кивнул головой и покосился в сторону окна:

– Будь на то моя воля, сейчас по улицам города шествовал бы вечный праздник вместо казни.