Яблоки не падают никогда - Лиана Мориарти

Сидя на переднем сиденье машины Логана, Трой смотрел, как проплывают мимо улицы его детства: зеленые лужайки, живые изгороди с резкими углами, поросшие плющом кирпичные стены. Почтальон на мотоцикле сует одинокое письмо в изящный зеленый почтовый ящик, сорока яростно пикирует на голову велосипедиста в шлеме, собачник трусит следом за тремя маленькими метисами – «дизайнерскими собачками», молодая мать катит коляску с близнецами. Ничего в этом нет плохого. Не на что пожаловаться, кроме сороки. Трой ненавидел сорок. Все очень симпатично. Только эта навязанная благопристойность вызывала у Троя ощущение, что его душат пуховым одеялом.

Он закрыл глаза и попытался вспомнить какофонию звуков и похожие на каньоны улицы Нью-Йорка, где он был двадцать четыре часа назад, но, похоже, пригороды Сиднея свели на нет существование Нью-Йорка. Теперь ничего не может быть, кроме этой мягкой, вкрадчивой реальности и его брата, сидящего за рулем с легкой самодовольной улыбкой на небритом лице, – он знал, что Трою вовсе не хочется находиться здесь.

– Отличный шарф, приятель, – сказал Логан вполне предсказуемо, когда увидел Троя, который надел шарф только для того, чтобы позлить брата. – Выглядишь по-настоящему устрашающим.

– Чистый кашемир, – ответил Трой.

– Это и правда очень мило с вашей стороны, ребята, – произнес женский голос с заднего сиденья.

– Нет проблем! – Трой повернулся и одарил улыбкой девушку, спокойно сидевшую позади них в раздолбанной колымаге его брата.

Саванна. Маленький благотворительный проект его родителей. Она сидела, выпрямив спину, волосы зачесаны назад и связаны в хвостик, как у школьницы, уши, слегка оттопыренные и маленькие, как у эльфа, открыты. На бледном лице никакой косметики. У нее худое, костистое тело и суровое выражение лица, говорящее о дурных привычках и уличной жизни. Над одним глазом – почти заживший порез с едва заметным желтоватым синяком. Трой попытался испытать сочувствие, которого она явно заслуживала, но его сердце было непреклонным и подозрительным, как и у брошенной парнем девушки.

Родители Троя не догадывались, что избиение не делает человека автоматически хорошим. Саванна могла оказаться милой воровкой, психопаткой или просто авантюристкой, увидевшей их большой дом и невинные старческие лица и подумавшей: «Деньги».

Они с Логаном были «мускулами» на случай появления бойфренда. Трой искоса глянул на своего старшего брата, который не ходил в клубный спортзал, но выглядел здоровым как бык, что раздражало, хотя живот Логан себе отрастил. Интересно, штангу какого веса мог бы толкнуть Логан из положения лежа, если бы когда-нибудь поддался на уговоры сделать это.

И как они будут действовать, если это парень объявится? Когда Трой пребывал в стадии «молодой злости», он с удовольствием начистил бы кому-нибудь рыло, ощущая правду на своей стороне, встав на защиту оскорбленной женщины, чтобы выпустить из себя эту темную энергию, но он больше не ходил по улицам, сжав зубы так же крепко, как кулаки, в поисках, на ком бы сорвать свою ярость. Этот глупый злой ребенок перестал существовать. Теперь мысль о возможности участия в разборке с применением силы казалась ему гротескной.

Трой сжал руку в кулак и поглядел на костяшки пальцев. Помнит ли он еще, как наносить удары? А что, если они натворят делов и его обвинят в драке? Трой представил, как двадцатилетний полицейский надевает на него наручники и уводит, положив твердую руку сзади ему на шею. Потерять контроль над своей жизнью – это будет невыносимо.

Если его арестуют, он больше не сможет путешествовать между Сиднеем и Нью-Йорком. Он хорошо понимал, что в юности ему повезло отвертеться – дело на него не завели, что создало бы трудности на границе, которую он пересекал с завидной легкостью и регулярностью. Только благодаря матери его отпустили с предупреждением, после того как поймали с каннабисом, когда он делал первые шаги в предпринимательстве. Мать явилась в участок, как кавалерист, сразу после телефонного звонка от тогдашней подружки Троя, и запустила на полную катушку весь наступательный шарм Джой Делэйни, перед которым не устоял старший из двоих полицейских.

Всего за десять минут до ареста Трой очень выгодно продал травку капитану элитной школы, а это означало, что в карманах у него много денег и мало наркотиков: столько, что он мог объяснить, будто это для личного использования. Трой понимал, что младшему офицеру страшно хотелось прищучить его, что таких, как он, этот парень терпеть не мог.

– Тебе не будет везти вечно, приятель, – с ненавистью в глазах бросил он Трою.

– Ничего не говори мне, даже не смотри на меня, – трепеща от гнева, сказала ему мать по дороге домой.

Она же каким-то магическим способом убедила отца Гарри Хаддада не звонить в полицию, когда Трой ударил его сына кулаком в лицо за жульничество.

– Если бы я был там, то сам вызвал бы полицию, – заявил отец Троя.

– Он никогда бы этого не сделал, – сказала ему мать, когда они остались наедине. – Он просто сильно расстроен.

Но отец произнес эти слова и не взял их обратно.

Гарри Хаддад собрался в следующем году опубликовать автобиографию. Троя занимала мысль: включит ли он в свое жизнеописание историю о том, как сын его первого тренера перескочил через сетку и расквасил ему нос за вранье? Скорее всего, нет. Это не соответствует его целостному имиджу. Трой все равно не станет читать писульки этого сосунка. Он ненавидел Гарри за то, что тот предал его отца, даже больше, чем за лживость.

Трой поерзал на сиденье, скинул с носка ботинка зацепившуюся за него обертку от бургера из «Сабвея», которая валялась на дне машины Логана, и безо всякой причины вдруг стал размышлять о том, что случилось в Нью-Йорке, хотя не давал своему мозгу разрешения на это, – вообще-то, он строго запретил себе думать об этом в ближайшие двадцать четыре часа.

Они встретились с его бывшей женой выпить по бокалу вина, и она поставила перед ним этическую дилемму такой сокрушительной силы, что он решил, что у него прямо там, на месте, разыграется язва желудка. Люди еще страдают язвой желудка? Кажется, никто больше о ней не говорит. В тот момент слово «изъязвлять» казалось ему весьма подходящим для испытанного ощущения: будто крошечная циста прорвалась и заполнила желудок едкой кислотой.

– Дело не в том, чтобы свести счеты, – сказала Клэр с подрагивающей на губах улыбкой, сделав глоток дорогущего, изукрашенного черт-те чем коктейля. Она прилетела из Остина специально для разговора с Троем.

Логан свернул на шоссе и остановился на первом же светофоре. Мертвая летучая мышь болталась на проводах. Когда Трой уехал из родительского дома, он тоже попал здесь на красный свет и подумал: «Вечно я ловлю здесь красный», а потом поднял взгляд и подумал: «Эта мышь всегда тут?» Он попал в ловушку повторяющихся по кругу бестолковых мыслей.

Дальше на дороге перед ними затормозил автобус, и из него вышли несколько пассажиров. Трой заметил старуху, торопливо ковылявшую к остановке, на лице – отчаяние, руки подняты вверх. Она напомнила ему его давно умершую бабку, которая слишком часто закладывала за воротник и ругалась на мать, но Трой обожал ее. У нее был шрам, оставшийся от падения, когда дед, которого Трой в жизни не видел, толкнул ее и она отлетела на другой конец комнаты. Бабка гордилась своим шрамом, как татуировкой, которую выбрала сама. «Я вышвырнула этого сукина сына из своего дома, – говорила она внукам. – Сказала, видеть больше не хочу твою рожу. И не видела».