Блудное чадо - Дарья Плещеева

Король принял будущего покоевого в спальне, где занимался важным делом – стоял, растопырив руки, а двое портных закалывали на нем булавками французский брасьер – коротенький, не достигавший пояса, и с короткими разрезными рукавами. Ян-Казимир был щеголем во французском вкусе, польское же платье надевал изредка и главным образом из политических соображений, но иногда приходилось из соображений климатических: парижские моды не рассчитаны на польские зимы.

– Вот господа, которые желают служить вашему величеству, – почтительно сказал отец Миколай.

Он заранее предупредил московитов, чтобы в ноги не валились, а поклонились в пояс.

Иван Афанасьевич после поклона осмелился взглянуть на лицо своего будущего повелителя. И точно – оно было побито оспой, но не настолько, чтобы сделалось страшно. Хуже было другое – большие черные глаза короля смотрели недовольно, а между бровями сразу обозначились две морщины, как говорили, – признак неуемной гордости.

– Я рад, – ответил король. – Пока портные трудятся, расскажите мне о Москве.

– Москва – ужасный город, ваше величество. Там самые грубые нравы, какие только могут быть, – честно сказал Воин Афанасьевич.

– Вы настолько ее не любите?

– Я ее ненавижу, ваше величество.

И это было сказано вполне искренне – Воин Афанасьевич вспомнил молодых стольников и их едкие издевки.

– За что же?

– За то, что там только знатный род в чести, а разум, а верная служба, а способности ничего не значат! Я же хочу служить государю, который умеет это ценить! – пылко воскликнул воеводский сын. – И я желаю… желаю оказать услуги… я привез важные бумаги…

Тут он замолчал, не желая рассказывать о государевых посланиях при посторонних.

– Услуги в возможной войне с вашим государем?

Воин Афанасьевич был человек невоенный, и вопрос короля его озадачил. Но следовало понравиться, и он, совсем малость подумав, ответил:

– Да, ваше величество. Мой отец – один из главных советников русского царя, он человек очень образованный и многому меня учил…

Вдруг Ян-Казимир расхохотался:

– Так вы, молодой человек, может быть, своего отца к нам сюда привезете? Вот было бы прекрасно! Он бы нам тут очень пригодился! Возьметесь его привезти?

– Да, ваше величество!

– И он будет мне служить?

– Да, ваше величество! – потеряв всякое соображение, выпалил Воин Афанасьевич.

– Вот славно! Видно, и ему московские нравы не по душе?

Вспомнив всех кремлевских недоброжелателей Афанасия Лаврентьевича, воеводский сынок ответил:

– Как же они могут быть по душе умному человеку? И наш род – не московский, батюшка – из Пскова.

– Хорошо, молодой человек, – ответил король. – Вы будете мне служить. Ваше жалованье – пятьсот талеров в месяц. Эй, запишите кто-нибудь! Но вам потребуется польское имя – до поры, а пока не всем нужно знать, что вы здесь. Отец Миколай, подберите ему подходящее. Янек, отведи этих господ к себе, вызови Корецкого, пусть отведет им комнату возле твоей. Там, кажется, был какой-то чулан.

Тут только Воин Афанасьевич заметил в комнате молодого человека, который уже был покоевым. Он носил французское платье, которое не казалось смешным на его тонком стройном стане. При мысли, что теперь придется одеваться таким странным образом, Воин Афанасьевич содрогнулся.

Светлые волосы юноши были довольно длинными и завитыми. Под брасьером из вишневого бархата на нем была рубаха из тончайшего батиста с рукавами неимоверной ширины и с напуском над поясом. Складки собранных вокруг изящной кисти рукавов рубахи и роскошные кружевные манжеты выглядывали из рукавчиков брасьера. Кроме того, юноша носил одежду, которую так и хотелось назвать юбкой: поверх пышных широких серых штанов, завязанных над коленями, были надеты другие, лиловые, тоже очень широкие, но короткие и отделанные лентами и бахромой. Кружевами были украшены и его тонкие ноги в белых чулках: эти присборенные кружева падали от подвязок чуть ли не до туфель.

– Благодарите… – прошептал отец Миколай.

Он сам помог Ордину-Нащокину-младшему приготовить краткую благодарственную речь на самой блистательной латыни. Заодно он заметил, что, кабы Воин Афанасьевич получил образование во Львовской или иной коллегии, сейчас не пришлось бы с мучениями ставить глагол в нужную форму времени.

После благодарственной речи они вышли втроем – отец Миколай, Янек и Воин Афанасьевич.

– Рад тебя видеть, – сказал отец Миколай юноше. – Нет ли новостей?

– Косинский поехал за новостями, – ответил тот. – И поручение, мной данное, тоже обещал выполнить, как только позволят обстоятельства.

– Будь сейчас очень осторожен, а лучше – держись подальше.

– Я так и делаю.

Отец Миколай улыбнулся:

– Ты далеко пойдешь, Янек. Пан… погодите… Вспомнил! Вот чьим сыном мы вас сделаем – сыном Феликса Сайковского! Сайковский – вот человек, знакомством с которым вы когда-нибудь будете гордиться. Пан Ян Мазепа…

– … к вашим услугам, – завершил юноша. – Пойдемте, я помогу вам устроиться в замке.

Неделю спустя московиты преобразились. Правда, им выдали не французское, а пока что немецкое платье, но волосы завивать велели.

Васька перенес это без лишних страданий, но Воин Афанасьевич маялся невыносимо – сам не понимал, кто он теперь, лицо мужеска пола или девка.

Обычные обязанности пажа включали в себя дежурства в сенях перед личными покоями его величества, беготню с поручениями, участие в торжественных выходах, поездках и пирах. Чтобы исполнять поручения, необходимо было знать в лицо всех обитателей Вавельского замка. Воин Афанасьевич недоумевал: стоило ли браться за такую должность человеку образованному, умеющему составлять важные письма? Он даже спрашивал отца Миколая, но тот ответил:

– Во-первых, вам тут идет немалое жалованье. Это плата за будущие услуги. Во-вторых, вы знакомитесь с правильно устроенной придворной жизнью. Когда-нибудь эти знания потребуются и при дворе русского царя. В-третьих, вы учитесь вести себя, как подобает кавалеру, а не олуху неотесанному из захолустья. Это все необходимо. Как только вы освоитесь, будете выполнять задания не только его величества, но и мои. Вы ведь не откажетесь выполнить одну-две скромные просьбы?

– Не откажусь.

А что еще мог ответить Воин Афанасьевич?

– Хорошо, что вы умеете повиноваться, – заметил ксендз. – Это качество вам не раз пригодится. Я знаю, вы сейчас скучаете по комнате в Кокенгаузенском замке, где бумаги, книги и лексиконы. Но человек, желающий многого добиться, не должен запирать себя в четырех стенах. Однажды вы вспомните мои слова…

Не то чтобы Ордин-Нащокин-младший так уж скучал. Просто он был приучен к определенной умственной работе, ее-то и недоставало.