Три жизни - Гертруда Стайн

— Нет, теперь я все как есть поняла, про что вы говорили, доктор Кэмпбелл. Теперь я точно поняла, что вы имели в виду, когда все это говорили. Я точно поняла, доктор Кэмпбелл, что вы имеете в виду, что с вашей точки зрения не следует любить кого попало.

— Да нет же, мисс Меланкта, ничего подобного, я верю в то, что надо любить людей, и ко всем относиться с любовью, и пытаться понять, что им нужно, и помогать им.

— Да нет же, доктор Кэмпбелл, это я все понимаю, но говорю-то я совсем про другую любовь. Я вам говорю про любовь настоящую, сильную, жаркую, доктор Кэмпбелл, которая тебя заставляет все что хочешь сделать ради человека, которого ты любишь.

— Такого рода любовь, мисс Меланкта, она для меня пока вещь не слишком знакомая. Мне всегда есть о чем подумать насчет той работы, которую я делаю, и на всякие глупости у меня просто времени не хватает, а еще, видите ли, мисс Меланкта, мне действительно поперек души всякие там развлечения просто от нечего делать, а такого рода любовь, про которую вы говорите, она-то, как мне кажется, как раз и происходит оттого, что людям нечего делать и хочется хоть как-нибудь развлечься. Я таких людей видел, у которых это все закручивалось всерьез, и именно такое у меня от них сложилось впечатление, мисс Меланкта, а такому человеку, как я, это совсем не подходит. Видите ли, мисс Меланкта, я человек спокойный и верю в спокойную тихую жизнь для всех цветных мужчин и женщин. Нет уж, мисс Меланкта, я с такой напастью отродясь не связывался.

— Да уж, это по вам и ясно, как божий день, доктор Кэмпбелл, — сказала Меланкта. — Именно из-за этого я и не смогла сразу же разобраться, что у вас к чему, и почему вы так искренне обо всем об этом говорите. Вы просто слишком боитесь, доктор Кэмпбелл, поддаться тем чувствам, которые у вас внутри. Вам, доктор Кэмпбелл, хватает одних только разговоров насчет простой тихой жизни, и еще играть с людьми, чтобы не скучно было, но не для того, чтобы их по-настоящему понять, потому что чуть только запахнет жареным, вас уже и след простыл. И сдается мне, доктор Кэмпбелл, что мне такой образ жизни не слишком нравится. И ничего особенно хорошего я в нем не вижу. А еще мне кажется, доктор Кэмпбелл, что все это просто оттого, что вы слишком боитесь поддаться тем чувствам, которые у вас внутри, и это, как мне кажется, единственная причина, по которой вы говорите то, что вы говорите, и имеете в виду то, что вы имеете в виду.

— Я не очень хорошо в этом разбираюсь, мисс Меланкта, но, как мне кажется, я все-таки способен на глубокое чувство, хотя, как я уже вам сказал, мне больше по вкусу, когда все спокойно и тихо, и я не вижу ничего плохого в том, что человек держится подальше от опасности, мисс Меланкта, особенно от опасности смертельной, а я не знаю большей опасности для человека, мисс Меланкта, чем если этот человек влюбится в кого-нибудь без оглядки. Я не боюсь ни болезни, ни настоящей беды, мисс Меланкта, и я не хотел бы распространяться насчет того, что и как я стал бы делать, окажись я в беде, вам оно, конечно, виднее, мисс Меланкта, но чего я точно не стал бы делать, так это лезть очертя голову в эдакую вот напасть просто от скуки. Нет-нет, мисс Меланкта, я себе так это представляю, что на свете существуют всего два вида любви. Один, это доброе такое и тихое чувство, когда ты живешь со своей семьей и занят своим делом, и всегда стараешься как лучше, и ни во что такое не лезешь, а другой — ну это примерно то же самое, на что способно любое животное, как собаки, которые хороводятся под заборами на улице, и вот это меня совсем не привлекает, мисс Меланкта, и в такого рода вещи я совсем не хочу лезть только для того, чтобы нажить себе неприятности.

Джефферсон замолчал, и Меланкта тоже посидела немного молча и подумала.

— Это, конечно, многое объясняет, доктор Кэмпбелл, из того, о чем я сидела и думала, пока слушала вас. Я все никак не могла взять в толк, как это так: вы такой славный, и все на свете знаете, и со всеми знакомы, и так здорово про что угодно можете поговорить, и все от вас просто без ума, и всегда у вас такой вид, как будто вы над чем-то думаете, и при этом вы ничего по-настоящему про людей не знали и не знаете, и никак не можете разобраться, что у них к чему. А все это оттого, доктор Кэмпбелл, что вы очень боитесь потерять свой легкий способ всегда быть хорошим и добрым, а еще мне кажется, доктор Кэмпбелл, что такого рода доброта немногого стоит.

— Может, вы и правы, мисс Меланкта, — ответил ей Джефферсон. — Я же и не говорил, что будто вы совсем-совсем неправы. Может, мне бы и впрямь стоило во всем этом получше разобраться, что к чему, мисс Меланкта. Может, оно и пошло бы мне на пользу, если уж я взялся заботиться о цветных, мисс Меланкта. Я же и не говорю, что нет, мол, ничего подобного; может, мне и стоило бы как следует разобраться в женщинах, если только, конечно, подойти к этому вопросу с правильной стороны, и если бы нашелся для меня подходящий в этих делах учитель.

«Мис» Херберт тихонько пошевелилась во сне. Меланкта поднялась и пошла посмотреть, что с ней такое. Доктор Кэмпбелл тоже встал и пошел с ней вместе, на случай, если понадобится помощь. «Мис» Херберт проснулась, ей стало немного лучше. Вскоре наступило утро, доктор Кэмпбелл отдал Меланкте все необходимые распоряжения, а потом ушел.

Меланкта Херберт всю свою жизнь любила и уважала людей добрых, милых и рассудительных. Джефферсон Кэмпбелл как раз и воплощал в себе все то, к чему Меланкта всегда тянулась. Джефферсон был сильный, прекрасно сложенный, симпатичный, веселый, умный и добрый мулат. К тому же сперва ему до Меланкты вообще не было никакого дела, а когда он с ней все-таки познакомился, то она не то чтобы ему очень уж понравилась, и ему вообще казалось, что добром она не кончит. А еще Джефферсон Кэмпбелл был такой интеллигентный. Джефферсон никогда не делал таких вещей, которые делали другие мужчины, и которые начали теперь казаться мерзкими, в смысле, Меланкте. А еще Джефферсон Кэмпбелл, судя по всему, не очень хорошо отдавал себе отчет в том, чего от него ждет, по-настоящему ждет Меланкта, и от всего от этого Меланкту тянуло к нему все сильней и сильней.

Доктор Кэмпбелл заходил проведать «мис» Херберт каждый день. «Мис» Херберт после той ночи, когда они сидели с ней вдвоем, и впрямь стало немного легче, но все-таки «мис» Херберт была очень и очень тяжело больна, и всем было понятно, что со дня на день придется ей упокоиться. Меланкта, само собой, делала все, и каждый день, что только в женских силах. Джефферсон от всего этого все равно лучше думать о ней не стал. Прилежная-то она прилежная, только не этого он в ней искал. Он прекрасно знал, что Джейн Харден была права, когда говорила, что Меланкта всегда хорошо относится к людям, только лучше от этого она все равно к Меланкте относиться не стала. А еще и «мис» Херберт тоже к Меланкте лучше относиться не стала, прямо до самого последнего дня своей жизни, так что Джефферсону, в общем-то, было не очень интересно, что Меланкта так по-доброму относится к собственной матери.

Джефферсон и Меланкта теперь стали видеться, и очень часто. Теперь им нравилось бывать друг с дружкой, и когда они разговаривали, время для них бежало незаметно. Они и теперь, когда говорили промеж собой, то разговор у них по большей части шел о всяких внешних вещах и о том, кто что думает. Если не считать отдельных моментов, да и те-то случались совсем нечасто, никто из них почти не слова не говорил о том, кто что чувствует. Иногда Меланкта подтрунивала над Джефферсоном, слегка, просто чтобы дать понять, что она все помнит, но чаще всего она просто слушала, как он говорит, потому что Джефферсон, как и прежде, любил поговорить о тех вещах, в которые он верил. Меланкте Джефферсон Кэмпбелл с каждым днем нравился все больше и больше, да и Джефферсон начал понемногу привыкать к мысли о том, что голова у Меланкты действительно на месте, а еще он понемногу начал чувствовать, какая она славная, и что-то в ней такое есть. И дело не в том, как она заботится о «мис» Херберт, для Джефферсона эта ее особенность никогда слишком много не значила, но в самой Меланктиной природе было что-то такое, к чему Джефферсона тянуло все сильнее и сильнее, особенно когда они бывали вместе.