Галльские ведьмы - Пол Андерсон

Мужчины отдали впустившему их слуге промокшие плащи и сразу направились в комнату, где их ждала жрица. Даже свет множества свечей не смог отогнать их уныние, а в красно-сине-бежево-хрустальном великолепии они не чувствовали себя свободно. Ланарвилис была в белом просторном шелковое платье; оно прекрасно гармонировало с серебряной лентой, которую она повязала вокруг головы. Гости были в простых туниках, штанах и сандалиях. Если бы не погода, они не посмели бы появиться здесь в такой одежде.

— Здравствуйте, — сказала она, в знак приветствия положив руку на грудь. — Сядьте, помолитесь. У меня ничего нет, кроме вина и воды. Судя по вашей записке, у вас ко мне серьезное дело. Я охотно вас выслушаю, а затем мы вместе отобедаем.

Ханнон Балтизи уселся напротив нее на кушетку и покачал головой.

— Благодарю тебя, госпожа, но мы с оратором не станем долго задерживаться, — сказал он. — Народ может удивиться нашему приходу, а нам бы хотелось сохранить его в тайне.

Сорен подошел к товарищу. На короткий миг из-за игры света волосы и борода Сорена показались такими же седыми, как у Ханнона. Когда он сел, его широкое лицо с крючковатым носом снова оказалось в тени. Сорен и Ланарвилис смотрели друг на друга, словно забыв о присутствии третьего человека. Затем она спросила:

— Вы пришли поговорить о короле?

— О ком же еще? — проворчал Сорен. Она слегка встревожилась:

— Что случилось? Я читаю в твоих глазах ярость, но он не сделал ничего плохого. — Она старалась смотреть им прямо в глаза: — Так получилось, что прошлую ночь он провел со мной. Я с ним уже три года, и знала бы, если что-то было не так. Он мне рассказал о том, что происходит в городе.

— И что же он рассказал? — неожиданно спросил Сорен.

Она порозовела.

— Это никого не касается! — Она взяла себя в руки; ей часто приходилось обуздывать себя. — Впрочем, в основном разговор был пустой. Мы немного поиграли с Юлией, он рассказал о последней шалости Дахут, затем мы принялись обсуждать его осенний поход. Ничего нового. Планы у него все те же, он их изложил перед Советом.

Ханнон кивнул. В нем росло беспокойство. На собрании он выступал против предложения короля пойти другим обходным путем — через западную Арморику к Порту Намнетекому — и сплести плотную союзническую сеть. Грациллоний зашел слишком далеко — он пренебрег своими священными обязанностями и оскорбил богов. В конце концов они пришли к компромиссу. Грациллоний уедет не позже равноденствия и вернется к зимнему солнцестоянию.

Прежде чем Ханнон открыл рот, Сорен сказал:

— Прошу прощения, моя госпожа. У меня не было намерения вмешиваться в вашу жизнь или показаться неучтивым. Мы пришли за советом и помощью.

Ланарвилис выпрямилась и положила руки на колени.

— Говорите.

— Он собирается построить храм в честь чуждого нам бога Митры, — с трудом произнес Сорен и закашлялся.

— Я думала, он обсудил это с вами. Суффеты, разумеется, восприняли это неохотно. Но мы, галликены, обратясь к нашим сердцам, книгам и помыслам, узнали, что если он будет по-прежнему предан богам Иса, то ничего в этом запретного нет.

— И долго он будет им предан? Когда он убил Орнака… — Сорен осекся. — Неважно. Пусть говорит Капитан бога Лера. Я пришел лишь за тем, чтобы поддержать его просьбу. Мы с тобой давно знаем друг друга, Ланарвилис.

Он сгорбился на стуле.

— Прости меня, моя госпожа, но я привык быть кратким, — Ханнон заговорил раскатистым голосом, словно он находился на палубе корабля. Вид у него был величественный. — Меня потрясло желание Граллона. Мало нам слащавого христианского священника. Король ничего не может с ним поделать, и ни один стоящий человек не удостаивает его вниманием. Но этот митраизм… В бытность мою моряком я кое-что узнал о Митре. Уверяю вас, он не плохой бог, такой же, как Христос. Он стоит за честность, мужественность и не запрещает верить в других богов. Но он — Убийца Быка, товарищ Солнца. Он возвышает себя над остальными и издает свои законы, основанные на его культе. Помните, Граллону пришлось отказаться от короны после того, как он завоевал трон. Может, это само по себе и неважно, но это знамение…

В шторм, в густом тумане, при мертвом штиле, в нескончаемом безмолвии я познал Ужас Лера, моя госпожа. Ис жив с его молчаливого согласия. Не выказывайте неуважения к Белисаме или Таранису, нет, нет. Мы живем благодаря им. Но договор Бреннилис сделала Ис вечным заложником Лера.

Наступила тишина, был слышен только шум дождя. Ланарвилис, вздохнув, кивнула. Сорен сжал кулаки.

— У Лера нечеловеческое лицо, — сказал Ханнон.

Помолчав немного, он продолжил:

— Граллон хочет снести пакгауз, который перестал использоваться еще до того, как мы родились, и переделать его в храм Митры. Он это решил после того, как Совет не разрешил ему купить землю и выкопать на берегу пещеру.

Ланарвилис чуть слышно произнесла:

— Это земля Белисамы. А среди митраистов нет набожных женщин.

— Таранис сделал эту землю плодородной, — недовольно проворчал Сорен.

— Вот почему Граллону нужен дом в городе, — сказал Ханнон. — Мне кажется, он поступает неправильно. Зачем гневить Лера? — он замолчал, затем вздохнул и посмотрел на королеву. — Что ж, — сказал он, — люди не молятся Леру. Мы приносим ему жертвы, но он не внемлет нашим мольбам, не видит наших слез. Его моря и без того соленые.

Он никогда не карает тех, кто идет против его воли. Давным-давно он пообещал это Бреннилис. Теперь, когда ее век подходит к концу, может, он снова вернется? Я сам был моряком, ходил в далекие страны. Страдал от жажды, не позволял себе спать… — Он встал. — Нет, никаких видений, никаких голосов, никаких воспоминаний. Вскоре бриз помог мне добраться домой; в лунном свете резвились дельфины…

Он положил на колени большие грубые руки, потом встал, подошел к слуге Тараниса, который смотрел на жрицу Белисаму, и сказал:

— Моя мысль проста: возвращение культа Лера приведет к тому, что храм Митры станет его заложником. А тех пор как римляне построили нашу стену, вода никогда не поднималась так высоко, как сегодня. В башнях, стоящих на берегу, есть комнаты, которые полностью ушли под воду. Возможно, башня Ворон еще не затоплена, хотя она всегда служила лишь винным погребом, в ней даже нет окон. Там влажно, но это поправимо. Она находится ниже остальных, и из нее можно прорыть подземный ход к берегу — получится пещера; это даже лучше, чем идея с пакгаузом. К тому же, как мне говорили митраисты, которых я встречал за границей во времена своей юности, ворон для них — священная птица. Можно ли придумать более счастливый знак для Граллона, чем этот?

Снова наступила тишина, нарушаемая лишь стуком дождя и потрескиванием горящих свечей.

— Понимаю, — наконец тихо промолвила Ланарвилис, не поднимая головы, чтобы Сорен не мог разглядеть ее лица.